— Помните, я убил пять человек?
— Вы?.. Вы не убили... Вы не убили.
Она не понимает, что голова Крестителя на золотом блюде — это трагедия. Но та же голова на разбитой тарелке рядом с огрызком огурца и хвостом селёдки — сущий вздор.
Все дни мытарств, в попытке убежать от собственного страха, ночные переходы от одного объятого пламенем войны селения к другому, все события, вследствие которых я оказался в этом городке, родном для моего товарища Исаии, чужом для меня, все предыдущие годы моей короткой жизни, все, все в одно мгновенье потеряло всякий смысл. Я стал убийцей…
Девочка-счетчица.. И не девочка она вовсе.. судьба! Вот такие теперь обличия у судьбы – лысая голова, полоумные глаза, цыпки на руках. Наверно страшно было Оресту, когда за ним гнались древние эриннии. А тут как? Как быть, если судьба идёт за тобой по следу словно блаженная девочка или какой-то сумасшедший с бритвой в руке?..
Я убийца. Я убил пять человек. Жизнь моя немедля прекратилась, но тем не менее я жив. Я хожу, дышу, мне хочется есть. На куфаркином празднике я пожелал остаться в стороне, но она вложила мне в руки наган: убей, или будешь сам убит. Теперь она моя госпожа. Теперь куфарка жрет мои трюфели, пьет мое бордо и рвет мои книги. Она берет свою кровавую гармонику: пляши, Кока, пляши под мой чумовой, мой бешеный наигрыш, иначе будешь сечен и бит на конюшне. И Кока пляшет…
Говорят, что в самые страшные минуты своей жизни человек замыкается в посторонних переживаниях, тем самым защищаясь от непереносимых страданий.