Кэсси Салливан

— Тебе обязательно что-то делать? Чтобы почувствовать себя человеком?

Эван смотрит на меня как-то странно и задаёт вопрос, над которым я ещё долго думаю после его ухода:

— А тебе разве нет?

Учительница соблазнила четырнадцатилетнего школьника, а он сдал ее полиции. Что у этого парня в голове? Он что, с прибабахом? Или голубой? Я бы пользовался такой удачей, только втихомолку. По крайней мере, до аттестата.

— Все будет хорошо.

Это были слова, которые я хотела услышать, а папа хотел сказать. Это то, что ты делаешь, когда падает занавес – подаешь реплику, которую хочет услышать зритель.

— У меня сломан нос, — говорю я.

— А у меня лодыжка, — слышу в ответ.

— Тогда лучше я подойду к тебе.

«Ты собираешься уничтожить собственную цивилизацию. Ради чего? Ради какой-то девчонки?»

Может, вы думаете, что такая жертва могла подтолкнуть меня к мысли, будто я какая-то особенная? Не могла. Мне было жутковато. Как будто один из нас с прибабахом, и это не я.

Не вижу ничего романтичного в геноциде.

Это самое трудное — расстаться с оружием.

– Мою семью... я не спас... зато спас тебя. Благодаря этому я снова почувствовал себя... человеком.

– А разве это трудно? Оставаться человеком.

– А разве нет?

Некоторые желания никогда не смогут быть удовлетворены. Некоторые открытия уменьшают ценность поисков.

То, что вчера был день, ещё не значит, что он будет завтра.

Когда не знаешь, что делать, лучше не делать ничего. Притвориться мертвой. Выбор опоссума.