Гвиндор

— Если я буду жив, когда все закончится — я вернусь. Но корону от Нарготронда не приму.

— Почему, aran?

— Потому что мои слова не перчатки и не чулки; их нельзя заткнуть за пояс и вывернуть наизнанку. Нарготронд отрекся от моей власти, и я не стану властвовать в Нарготронде. Вы послушали феанорингов — пусть же вам достанет мужества идти за ними.

— Вернись, король. Без тебя скоро станет совсем худо.

— Разве я отрекся от Нарготронда? — Финрод сверкнул глазами. — Нет, Нарготронд отрекся от меня. Городской совет не пожелал даже выслушать одного из вернейших моих вассалов. Человека, сражавшегося за наши земли даже тогда, когда все мы сложили руки. Если с моей волей не посчитались однажды — как же я смогу быть королем теперь?

— Он исполнен гордыни, — промолвил Гвиндор.

— Но и милосердие ему не чуждо, — отозвалась Финдуилас. — Сердце его ещё не пробудилось, однако неизменно открыто для жалости, и отвергать её Турин во веки не станет. Может статься, что жалость — единственный ключ к его сердцу. Меня же он не жалеет. Он благоговеет предо мною, словно я — мать ему и притом королева.

— Худо поступил ты со мною, друг, выдав моё настоящее имя и призвав на меня судьбу мою, от которой тщусь я укрыться.

И ответил Гвиндор:

— Судьба заключена не в твоём имени, но в тебе самом.