Фёдор Иванович Анискин

— Зинаида, а, Зинаид.

— Да, папа.

— Ты когда нынче домой заявилась, а?

— Не помню, пап.

— Не помнишь? А я вот помню. В третьем часу, вот когда. И где ж ты обреталась, интересно узнать? Ну, так вот. Ни в какой библиотеке для виду ты работать не будешь, вот так. Ни на какие вторые экзамены в город весной не поедешь, раз первые провалила.

— Анискин, да что ты, отец?

— А ты, мать, помолчи, помолчи! Так вот, родное мое дитятко, снимай-ка юбчоночку-клёш, да отваливай работать в колхоз! А ты, мать, кончай-ка их кормить, надрываться! Они, мать, суп не едят! Унеси масло, когда сало есть. И к едрене Фене консервы неси, когда рыба на столе! Повидлу! Повидлу с глаз долой! Меня совесть берет, Зинаида, когда я с разными лодырями спорюсь, а ты, родная дочь, хуже тех людей. Мне совестно людям в глаза глядеть. Если ты завтра же в колхозе работать не будешь, да если я еще раз угляжу, как по утреннему времени у тебя из кофточки груди торчат, если еще раз услышу про молодое поколение... Скройся с глаз моих, Зинаида.

— Тебе надо замуж выходить, Евдокия.

— Замуж? Замуж, говоришь, выходить? А за кого мне выходить замуж? Может, за колхозного бугая Черномора? За кого мне выходить замуж, а, Анискин? А ведь тут со смеху умрешь, что никто замуж не берет. А ты знаешь, почему? Потому что вы, мужики, только на фронте храбры, а как дело до баб доходит, так ваш брат трусливей зайца. А чего на мне мужики жениться боятся? А то, что я вольно живу, что народ возле меня завсегда вертится. Песни на всю деревню пою, вот они и боятся. А того понять не могут, что я, может, самая верная жена и есть. Ох! Я мужиков распрекрасно хорошо узнала! И мне сласть от сласти искать нечего.

Женщины – очень опасный народ! С ними нужно сильно деликатное обращение.