А. Финкель

Наша бабка горько плачет:

— Где мой козлик? Где он скачет? -

В лес умчался твой рогач.

А живут в лесном поселке

Живодеры, злые волки,

И напали на него

Ни с того и ни с сего.

Повалили козю на пол,

Оторвали козе лапы.

Сгрызли спинку, шейку, грудь -

Козю нам уж не вернуть.

Тащит бабка по дорожке

Козьи ножки, козьи рожки...

— Ни за что я их не брошу,

Потому что он хороший.

Вчера лишь нежила козла, -

Слиянье черного и белого,

А нынче я уж не мила -

«Мой козлик, что тебе я сделала?»

Вчера еще в ногах лежал,

Взаимно на него глядела я,

А нынче в лес он убежал -

«Мой козлик, что тебе я сделала?»

И серым волком в злом бору

Похищенное, похищенное,

Ты, счастие мое, ни тпру,

Ни ну — сожратое, сожрённое.

И только ножки да рога,

Вот — ножки да рога, успела я

Прибрать от зверского врага -

«Мой козлик, что тебе я сделала?»

Одна в глуши лесов сосновых

Старушка дряхлая жила,

И другом дней своих суровых

Имела серого козла.

Козел, томим духовной жаждой,

В дремучий лес ушел однажды;

И растерзал его там волк.

Козлиный глас навек умолк.

Остались бабушке лишь ножки

Утехою минувших дней,

И память о козле больней,

Лишь поглядит на козьи рожки.

Одна, одна в лесной глуши

Тоскует о козле в тиши.

Да, я убил! Иначе я не мог,

Но не зови меня убийцей в рясе.

Был беззаветно мной любим бульдог,

Я не жалел ему костей и мяса.

И все ж убил! Похитив мой ростбиф,

Он из бульдога стал простой дворняжкой.

Так мог ли жить он, сердце мне разбив

И омрачив мой мозг заботой тяжкой.

Поп сив и стар. Глаза красны от слез.

Одна забота — зажигать лампады.

Жена в гробу. И дочка за оградой.

Последний друг — худой, облезлый пес.

Теперь попу уже не много надо:

Краюшку хлеба, пачку папирос.

Но жаден пес. С ним никакого сладу.

Лукав, хитер. И мясо он унес.

Нет, так нельзя! В глазах усталых пламень.

Поп, ковыляя, тащится в сарай.

Берет топор. И, наточив о камень,

Псу говорит в последний раз: прощай.