Дольф

Очень красивые и очень беспомощные с виду люди могут быть самыми изощренными врагами.

Способности к некромантии, говорят, похожи на музыкальный слух. Пожалуй.

Некоторые неистово хотят быть певцами и музыкантами, зовут учителей, платят им по золотому в час, тратят уйму времени и море сил, чтобы выжать из лютни или флейты хоть сколько-нибудь гармоничный звук — и без толку. Терзание чужих ушей. А их лакей напевает, перетирая тарелки, и прохожие за окном останавливаются послушать. Дар свыше.

Добрые дела всегда наказуемы. А дела настолько добрые, как попытка спасти невинную жизнь, наказуемы вдвойне. И от спасенных потом невообразимо тяжело избавиться.

Они меня не спросили, прощаю ли я их. А я не простил. И решил для себя: никогда не буду оставлять в живых тех, кто меня ненавидит. И в раскаяние верить не стану. Всё это чушь для отвода глаз.

Друзья — это такая запредельная редкость, такая удивительная драгоценность…

Возможно, всем моим друзьям и возлюбленным гореть в аду, но я не променял бы вечные муки в их замечательной компании на рай в одиночестве.

Потому что, если тебе нужно делать что-то против воли, это моментально превращается в работу. Даже любовь.

Потом дядюшка пригласил меня ужинать. А я сказал, что согрею своего вина, и на ужин мне хочется съесть свой охотничий трофей, — заяц выскочил на дорогу, представляете, милый дядюшка! Жареный. Купленный в деревне. На вашу дорогу никогда не выскакивали жареные зайцы? А бывает.

Носить корону легче и приятнее, чем править. Поэтому мой отец и выбрал первое, а не второе. Работа правителя тяжела, грязна и неблагодарна. Спокойных дней нет. Честных вассалов нет. Порядка нет и никогда не будет.

Я иллюзий не питаю. Я рос маленьким безобразным гаденышем. Злым, а пуще злопамятным, подлым. Но — умным. Я читал и наблюдал, читал и наблюдал. И все, что прочитывал или видел, принимал к сведению.