Декстер Морган

— Самые страшные убийцы — это те, кто полагает, что жертвы заслуживали такой участи. Главы стран уничтожали целые поколения по тем же самым мотивам.

— Но для убийства все равно не может быть оправдания.

— Нет. Конечно, кроме одного. Спасение невинной жизни.

Кажется, что для них – это так просто…сблизиться с другим человеком, как будто никто им не сказал, что – это самое сложное в жизни.

Пробираться сквозь толпу репортеров, у которых в ноздрях запах крови, – всегда трудное дело. Сразу так не подумаешь, потому что перед камерой они сразу становятся обывателями с повреждением мозга и серьезным расстройством пищеварения. Но стоит им оказаться перед полицейской баррикадой – происходит чудесное превращение. Они становятся сильными, агрессивными, готовыми и способными смести и растоптать все и вся на своем пути. Это немного напоминает истории о мамашах в возрасте, поднимающих грузовик, когда под ним оказывается их ребенок. Сила происходит из какого-то мистического источника, и каким-то образом, когда проливается кровь, эти страдающие анорексией создания могут пробить себе дорогу сквозь все, что угодно. Даже не растрепав прически.

Понять проблемы других людей всегда проще, чем свои собственные.

Я даже не могу завести какого-нибудь зверя, они ненавидят меня. Как-то я купил собаку. В безостановочной и безумной ярости она два дня выла и лаяла на меня, пока я не избавился от нее. Я попробовал черепаху. Всего раз дотронулся до нее, и она так больше и не высунулась из своего панциря – умерла через несколько дней. Чтобы не видеть меня и чтобы я ее не трогал, она предпочла умереть.

... Ведь во сне все мы сумасшедшие, не так ли? Что такое, в конце концов, сон, если не процесс, посредством которого мы сваливаем свое безумие в темную яму подсознания, а потом выходим с другой стороны, готовые позавтракать овсянкой, а не детьми соседа?

— Мне надо было кое-что в себе поменять.

— И как, удалось?

— Думаю, да, по большей части.

— И всё благодаря настоящей любви.

— Частично да. А ещё мне тридцать четыре. В тридцать четыре прежние отговорки уже не годятся.

— Что за отговорки?

— Ну, когда тебе двадцать четыре и ты ведёшь себя как идиот, можно сказать: подумаешь, мне ещё только двадцать четыре. Ещё только двадцать пять, ещё только двадцать шесть. Но сказать «ещё только тридцать четыре»...

Рождество — это пора ожиданий. Если ты был хорошим, толстяк в красной шубе проберется к тебе в дом и оставит тебе подарки. Но Санта-Клауса не существует. В самый чудесный день в году мы празднуем ложь.

Я начинал терять терпение — еще одно подлинно человеческое чувство.

— Ты наглядный пример человеческого грехопадения.

— Я Отец, Сын… и серийный убийца!