Штамм «Андромеда»

Как и многие интеллигенты, Стоун относился к собственному мозгу с известной подозрительностью. Мозг представлялся ему точной и тонкой, но слишком уж капризной машиной. И он не удивлялся, что время от времени эта машина начинает буксовать, хотя страшился таких минут и ненавидел их. В часы мрачных раздумий Стоун вообще уже сомневался в плодотворностти всякой мысли и разума как такового.

Его всегда удивляло, как могут люди тратить время на пустую болтовню. Наверное, они просто хотят убежать от реальности.

Большинство людей, едва заслышав о бактериях, тут же вспоминают о болезнях. На деле болезнетворны лишь три процента бактерий; остальные либо безвредны для человека, либо даже полезны. По существу мы обитаем в океане бактерий. Как человек, так и бактерии привыкли друг к другу, выработали своего рода взаимный иммунитет.

Поднимите в космос бактерию, практически безвредную, к примеру вызывающую гнойничковую сыпь или катар горла — вернуться назад она может в самой неожиданной и смертоносной форме. От нее можно ожидать чего угодно.

Возможно, способность наша истекать кровью и делает нас людьми.

Самые приспособившиеся из бактерий — это те, которые вызывают легкие болезни или же не вызывают вообще никаких.

Поскольку инфекция переносится явно по воздуху, вероятен контакт через кожу или через легкие. Микроорганизм может внедряться непосредственно сквозь кожный покров. Или попадать в легкие при дыхании. Или и то и другое.

Ливитт проводил аналогию между верхними слоями атмосферы и глубинами морей. И та и другая среды в равной степени враждебны жизни и тем не менее и та и другая способны поддерживать жизнь. В глубочайших, мрачнейших океанских впадинах, где кислорода крайне мало, а света вовсе нет, найдены разнообразные живые существа. Так почему бы им не сыскаться в самых верхних слоях атмосферы?

Если разобраться, так это проблема из проблем. Как дезинфицировать человеческое тело, грязней которого, наверно, нет ничего во всей Вселенной, не уморив при этом человека? Любопытная задачка.

Ливитт был закоренелый пессимист. (Однажды он признался, что на собственной свадьбе размышлял лишь о том, какие алименты со временем придется платить.) Он был ворчлив, раздражителен и очень грузен; на лице его лежали угрюмые складки, а в глазах застыла печаль — казалось, эти глаза вглядываются в будущее, но видят там одну унылую безнадежность. И вместе с тем Ливитт был рассудителен, наделен богатым воображением и не боялся мыслить широко и дерзко.