Ибо красота есть место, где глаз отдыхает.
Набережная неисцелимых
И щурясь на солнце, я вдруг понял: я кот. Кот, съевший рыбу. Обратись ко мне кто-нибудь в этот момент, я бы мяукнул. Я был абсолютно, животно счастлив. Разумеется, через двенадцать часов приземлившись в Нью-Йорке, я угодил в самую поганую ситуацию за всю свою жизнь — или так мне тогда показалось. Но кот ещё не покинул меня; если бы не он, я бы по сей день лез на стены в какой-нибудь дорогой психиатрической клинике.
Я давно пришёл к выводу, что не превращать свою эмоциональную жизнь в пищу — это добродетель. Работы всегда вдоволь, не говоря о том, что вдоволь внешнего мира.
Слеза есть движение вспять, дань будущего прошлому. Или же она есть результат вычитания большего из меньшего: красоты из человека. То же верно и для любви, ибо и любовь больше того, кто любит.
Главное орудие эстетики, глаз, абсолютно самостоятелен. В самостоятельности он уступает только слезе.
Любовь есть бескорыстное чувство, улица с односторонним движением. Вот почему можно любить города, архитектуру как таковую, музыку, мёртвых поэтов, или, в случае особого темперамента, божество. Ибо любовь есть роман между отражением и его предметом.
Похоже, счастье есть миг, когда сталкиваешься с элементами твоего собственного состава в свободном состоянии.
Если это время года и не всегда усмиряет нервы, оно все-таки подчиняет их инстинктам: красота при низких температурах — настоящая красота.