Главное оказалось в том, чтобы притворяться, будто тебе плевать, что о тебе думают. Избегать вопросов, гнуть свою линию, тыкать их носом в их собственное дерьмо… А после этого уже окружающие начинают беспокоиться о том, что ты о них думаешь.
Дети из камеры хранения
— Кику, ты ошибаешься. Нет таких людей, которые делают других ненужными. То, что ты говоришь, неправильно. Когда тебя слушаешь, противно становится, как будто ты малыш, который плачет по птичке, которую не удержал. Думаю, что самое важное — понять, что ты хочешь.
Со слезами он спросил меня, почему нельзя убивать крабов. «Убивать можно, нельзя убивать и при этом смеяться», – сказал я. «А можно убивать и при этом плакать?» – спросил брат. Я кивнул. Хаси со слезами на глазах продолжал убивать крабов.
Я был одним из тех, кто нечетко изображен на потускневших фотографиях, кто не улыбался, но кому велели улыбаться.
... как много развелось болтливых людей. Они повсюду: на улице, в метро, на остановках такси, в кинотеатрах, кафе, поликлиниках, магазинах неожиданно заговаривают с тобой, и стоит только ответить, как сразу же завязывают утомительно длинную беседу.
Кошка, брошенная маленьким котенком, стремится вернуться домой, и даже если ее кто-нибудь подберет, она все равно будет озираться по сторонам в поисках своего настоящего дома.
Кислый вкус яблок был таким безмятежным, что она и не подозревала, что ей следовало от него в свое время отказаться.
Если ты просыпаешься, проводя рукой по лбу, и говоришь: «Как хорошо, что это всего лишь сон!», и снова засыпаешь, значит, твой сон не был кошмаром. После настоящего кошмара ты сидишь на постели, глубоко дышишь, но сон, вылетев из головы, словно привидение, занимает всю комнату, привидений становится все больше, они прячутся за мебелью и занавесками и наблюдают за тобой. После такого кошмара заснуть невозможно.
Кику подошёл к её кровати. Анэмонэ сделала вид, что спит. Кику прикоснулся рукой к щеке Анэмонэ. Анэмонэ открыла глаза и научила Кику заклинанию от страшных снов:
— Свинья справа, свинья слева, свинья справа, справа, справа, бабочка села на часы, — прошептала она.