Баллада Редингской тюрьмы

Его повесили, как пса,

Как вешают собак,

Поспешно вынув из петли,

Раздели кое-как,

Спустили в яму без молитв

И бросили во мрак.

Швырнули мухам голый труп,

Пока он не остыл,

Чтоб навалить потом на грудь

Пылающий настил,

Смеясь над вздувшимся лицом

В жгутах лиловых жил.

x x x

Над Ним в молитве капеллан

Колен не преклонил;

Не стоит мессы и креста

Покой таких могил,

Хоть ради грешников Христос

На землю приходил.

Одних тюрьма свела с ума,

В других убила стыд,

Там бьют детей, там ждут смертей,

Там справедливость спит,

Там человеческий закон

Слезами слабых сыт.

Там жизнь идет из года в год

В зловонных конурах,

Там Смерть ползет из всех щелей

И прячется в углах,

Там, кроме похоти слепой,

Все прах в людских сердцах.

Там взвешенный до грамма хлеб

Крошится, как песок,

Сочится слизью по губам

Гнилой воды глоток,

Там бродит Сон, не в силах лечь

И проклиная Рок.

Там Жажда с Голодом, рыча,

Грызутся, словно псы,

Там камни, поднятые днем,

В полночные часы

Ложатся болью на сердца,

Как гири на весы.

Там сумерки в любой душе

И в камере любой,

Там режут жесть и шьют мешки

Свой ад неся с собой,

Там тишина порой страшней,

Чем барабанный бой.

Глядит в глазок чужой зрачок,

Безжалостный, как плеть,

Там, позабытые людьми,

Должны мы околеть,

Там суждено нам вечно жить,

Чтоб заживо истлеть.

Из года в год сирень цветет

И вянет в свой черед,

Но виселица никогда

Плода не принесет,

И лишь когда живой умрет,

Созреет страшный плод.

Тяжелым грузом грех чужой

Ложится на сердца,

И кем-то пролитая кровь

Жжет каплями свинца

И меч вины, калеча сны,

Касается лица.

О, счастлив тот, чье сердце может разбиться на пути!

Когда не в глубь сердец разбитых — куда Христу сойти?

И тот, чье вздуто было горло, чист и недвижен взгляд

Ждал рук Того, Кем был разбойник с креста на Небо взят.

И, распростершись на полу,

Чтоб ужас превозмочь,

Молились богу в первый раз

Безбожники всю ночь.

Его глаза полны тоски,

Душа полна стыда, -

Дай бог, чтоб из живых никто

Не заглянул туда.

Но правосудие, как Смерть,

Идет своим путем,

Для всех времен людской закон

С пощадой незнаком:

Всех — слабых, сильных — топчет он

Тяжелым сапогом.

Но каждый, кто на свете жил, любимых убивал. Один — жестокостью, другой — отравою похвал, трус — поцелуем. Тот, кто смел, — кинжалом наповал.