1984

Скрывать чувства, владеть лицом, делать то же, что другие — всё это стало инстинктом.

Но мир сам — всего лишь пылинка. А человек мал... беспомощен!

– Уинстон, как человек утверждает свою власть над другими?

Уинстон подумал.

– Заставляя его страдать, – сказал он.

– Совершенно верно. Заставляя его страдать. Послушания недостаточно. Если человек не страдает, как вы можете быть уверены, что он исполняет вашу волю, а не свою собственную? Власть состоит в том, чтобы причинять боль и унижать. В том, чтобы разорвать сознание людей на куски и составить снова в таком виде, в каком вам угодно.

Он задумался, как задумывался уже не раз, а не сумасшедший ли он сам. Может быть, сумасшедший тот, кто в меньшинстве, в единственном числе. Когда-то безумием было думать, что Земля вращается вокруг Солнца; сегодня – что прошлое неизменяемо. Возможно, он один придерживается этого убеждения, а раз один, значит – сумасшедший. Но мысль, что он сумасшедший не очень его тревожила: ужасно, если он вдобавок ошибается.

Апельсинчики как мед,

В колокол Сент-Клемент бьет.

И звонит Сент-Марнин:

Отдавай мне фартинг!

И Олд-Бейли, ох, сердит.

Возвращай должок! — гудит.

Все верну с получки! — хнычет

Колокольный звон Шордитча.

Вот зажгу я пару свеч

Ты в постельку можешь лечь.

Вот возьму я острый меч

И головка твоя с плеч.

Поскольку сверхдержавы непобедимы, каждая представляет собой отдельную вселенную, где можно предаваться почти любому умственному извращению.

Признание — не предательство. Что ты сказал или не сказал — не важно, важно только чувство. Если меня заставят разлюбить тебя — вот будет настоящее предательство.

С той минуты, когда ты объявил партии войну, лучше всего считать себя трупом.

В массе своей люди слабы и трусливы, не готовы к свободе и боятся правды, а значит, надо, чтобы кто-то сильный управлял ими и обманывал их.

(Люди в массе своей — слабые, трусливые создания, они не могут выносить свободу, не могут смотреть в лицо правде, поэтому ими должны править и систематически их обманывать те, кто сильнее их.)

Он был похож на себя прежнего, но это был другой человек.