Юрий Евгеньевич Ряшенцев

Да, жизнь оказалась длинна, хоть и не велика.

высок потолок мой,

и все, что мне надо, способен я взять с потолка

на нищий листок мой.

Любил я — и как! Я собой оставался — и где!

Похвал и затрещин

мудреную вязь потолок мой таил в череде

подтеков и трещин.

Как мне объяснить вам, с наглядностью умной какой

при каждом вояже,

что Господу внятней задумчивый дерзкий покой,

чем скорости ваши.

Колеса, полозья и крылья носили меня

по суше, по тверди.

И, может быть, это пустая была суетня,

нелепость, поверьте.

На старом с безумной пружиной диване своем,

свободный как птица,

я все испытал: и упадок, и дерзкий подъем.

Куда мне стремиться?

Дрожит от наслажденья перепонка

под тяжестью классических ладов.

И все равно: пластинка, диск иль плёнка:

она не рвется даже там, где тонко.

Вот — истина, и никаких понтов.

Затягивай, волшебная воронка!..

Все так и было -

по слову Дрына, вора и дебила:

торжествовал порок.

В Москве мне двор нес про любовь такое!

И все, что под покровом, все нагое

неугомонно проникало в сны.

Я думал: враки!

Но оказалось, что я жил во мраке.

Мне дружно свиньи, козы и собаки

доказывали правоту шпаны.