Владислав Фелицианович Ходасевич

Был мой отец шестипалым. Бывало, в «сороку-ворону»

Станем играть вечерком, сев на любимый диван.

Вот на отцовской руке старательно я загибаю

Пальцы один за другим – пять. А шестой – это я.

Пусть стены круты, башни стройны

И ослепительны огни;

Пусть льют потоки крови войны;

Пусть переменны наши дни;

Пускай кипят, звенят, трепещут,

Грохочут гулко города;

Пусть время неумолчно плещет, —

Ты надо всем горишь, звезда!

Прости мне, свет иной основы,

Неизменяемых начал, —

Что я тебя в борьбе суровой

Так безрассудно забывал.

Сладко после дождя теплая пахнет ночь.

Быстро месяц бежит в прорезях белых туч.

Где-то в сырой траве часто кричит дергач.

Вот, к лукавым губам губы впервые льнут.

Вот, коснувшись тебя, руки мои дрожат...

Минуло с той поры только шестнадцать лет.

Мудрость нам единая дана: всему живущему идти путем зерна.

В заботах каждого дня

Живу, — а душа под спудом

Каким-то пламенным чудом

Живёт помимо меня.

И часто, спеша к трамваю

Иль над книгой лицо склоня,

Вдруг слышу ропот огня —

И глаза закрываю.

В беседе хладной, повседневной

Сойтись нам нынче суждено.

Как было б горько и смешно

Теперь назвать тебя царевной!

Увы! Стареем, добрый друг,

И мир не тот, и мы другие.

А между тем в каморке тесной.

Быть может, в этот час ночной

Читает юноша безвестный

Стихи, внушенные тобой.

Перешагни, перескочи,

Перелети, пере — что хочешь —

Но вырвись: камнем из пращи,

Звездой, сорвавшейся в ночи…

Сам затерял — теперь ищи…

Бог знает, что себе бормочешь,

Ища пенсне или ключи.

Счастлив, кто падает вниз головой:

Мир для него хоть на миг — а иной.

Не старайтесь познать самих себя, а то вам противно станет.

Мои неясны грезы,

Я только тихо нов...

Закат рассыпал розы

По савану снегов.