Виктор Куллэ

Я жив: дышу, дряхлею, ем.

За что мне Это? И зачем?

Вот — роскошь для подслеповатых зенок:

восторженные ветви разведя,

торчит самодостаточная зелень

под струями дождя.

И, за бесцельно прожитые годы

Казня поднаторевший в рифмах ум,

вдруг замечаешь красоту природы,

в которой — ни бум-бум.

Что-то совсем ослаб.

Камень, поросший мхом.

Мне уже не до баб.

Даже не до стихов.

Устав искать от добра — добра,

отшкрябывать зло от зла,

почуешь, вернувшись к пробам пера,

что юность все же была.

Устав искать от добра — добра,

отшкрябывать зло от зла,

почуешь, вернувшись к пробам пера,

что юность все же была.

Мы превысили свой лимит

и утратили благодать.

Чтобы стать обратно людьми

и хоть как-нибудь оправдать

то, что мы коптим небосвод, -

нужно эхом вторить тому,

что над мёртвым зеркалом вод

прозвучало, рассеяв тьму.

позабыть про пах и живот -

и тогда душа оживёт.

Ночь подсвечена снегом.

Всё в замедленном темпе.

Перемолвиться не с кем

кроме собственной тени.

Ужас ночной морзянки.

посланной в никуда.

Ты — дед Мазай. Мы — зайцы.

Подступает вода.

Умствований помимо,

всё замутняющих лишь,

просто спаси и помилуй.

Или — хотя бы — услышь.

Выпускать стихотворный пар -

это функция, а не дар.