Павел Коган

У земли весенняя обнова,

только мне идти по ноябрю.

Кто меня полюбит горевого,

я тому туманы подарю.

Я тому отдам чужие страны

и в морях далеких корабли,

я тому скажу, шальной и странный,

то, что никому не говорил.

Я тому отдам мои тревоги,

легкие неясные мечты,

дальние зовущие дороги,

грустные апрельские цветы...

Снова месяц висит ятаганом,

На ветру догорает лист.

Утром рано из Зурбагана

Корабли отплывают в Лисс.

Кипарисами машет берег.

Шкипер, верящий всем богам,

Совершенно серьезно верит,

Что на свете есть Зурбаган.

И идут паруса на запад,

Через море и через стих,

Чтоб магнолий тяжелый запах

Грустной песенкой донести.

В час, когда догорает рябина,

Кружит по ветру желтый лист,

Мы поднимем бокал за Грина

И тихонько выпьем за Лисс.

Люди не замечают, когда кончается детство,

Им грустно, когда кончается юность,

Тоскливо, когда наступает старость,

И жутко, когда ожидают смерть.

Мне было жутко, когда кончилось детство,

Мне тоскливо, что кончается юность,

Неужели я грустью встречу старость

И не замечу смерть?

Снова осень проходит скверами,

Клены старые золотя,

Снова мне, ни во что не веруя,

По чужим проходить путям.

Снова мне, закусивши губы,

Без надежды чего-то ждать,

Притворяться веселым и грубым,

Плакать, биться и тосковать.

И опять, устав от тревоги,

Улыбаясь покорно: «Пусть»,

Принимать за свое дороги,

Тишь, туманы, тоску и грусть.

Быть может, мы с тобой грубы.

Быть может, это детский пыл...

Я понимал — нельзя забыть,

И, видишь, все-таки забыл.

Но слов презрительных чуть-чуть,

Но зло закушенной губы,

Как ни твердил себе — «забудь!»,

Как видишь, я не смог забыть.

Надоело говорить и спорить,

И любить усталые глаза,

В флибустьерском дальнем синем море

Бригантина поднимает паруса.

Капитан непостроенных бригов,

атаман несозданных вольниц,

это я говорю — довольно!

Без истерик. Подпишем приговор.

Ваша сила! О чем тут спорить.

Без истерик! Без ставок на удаль.

Я не Ксеркс, я не выпорю море

и стрелять без толку не буду.

Представитель другого племени,

злыми днями в бездельники меченный,

я умею от поры до времени

расправлять по-мужскому плечи.

Весна разлилась по лужицам,

Воробей по-весеннему кружится,

Сосулька слезливо сосулится,

Гудит по-весеннему улица.

Эй, сердце, стучи по-весеннему!

Стучи же, стучи, строптивое!

Смерть всему тускло-осеннему!

Ну скажи мне ласковое что-нибудь,

Девушка хорошая моя.

Розовеют облака и по небу

Уплывают в дальние края.

Уплывают. Как я им завидую!

Милые смешные облака.

Подымусь. Пальто надену. Выйду я

Поглядеть, как небо сжег закат.

И пойду кривыми переулками,

Чуть покуривая и пыля.

Будет пахнуть дождиком и булками,

Зашуршат о чем-то тополя,

Ветер засвистит, и в тон ему

Чуть начну подсвистывать и я.

Ну скажи мне ласковое что-нибудь,

Девушка хорошая моя.