Николай Давидович Бурлюк

В глубоких снах.

Меня прельстила

Прозрачным взглядом синих льдов

И маленький цветок носила

Под говор медленных годов,

Теперь же я и сух и пылен

В гербариях полночных лиц

Твою тропу ищу бессилен

На улицах пустых столиц.

Запоминай в пути приметы:

На поле утренний туман,

А в полдень туч перистый стан.

А ввечеру огонь кометы.

И опустевшие поляны

Не поят яркость облаков,

Зажили огненные раны

Небесных радужных песков.

Ушел садовник раскаленный,

Пастух угнал стада цветов,

И сад ветрил опустошенный

К ночной бездонности готов.

Я мальчик маленький – не боле,

А может быть, лишь внук детей

И только чувствую острей

Пустынность горестного поля.

Я изнемог, и смутно реет

В пустой груди язык чудес…

Я, отрок вечера, вознес

Твой факел ночь, и он чуть тлеет,

Страдальца взор смешно пленяет

Мои усталые глаза. -

Понять могу ли, егоза,

Что уголь не светя сгорает;

Я зачарованный, сокрытый

Я безглагольно завершён, -

Как труп в непобедимый лен, -

Как плод лучом луны облитый.

Я, ни юродивый ни льстивый,

Смыкаю перед тьмою взор

И, подходя к подошвам гор,

Хочу обуться торопливо.

Как после этого не молвить,

Что тихой осени рука

Так нежно гладит паука,

Желая тайный долг исполнить,

Как после этого не вянуть

Цветам и маленькой траве,

Когда в невольной синеве

Так облака готовы кануть.

Как после этого не стынуть

Слезами смоченным устам,

Когда колеблешься ты сам,

Пугаясь смерти жребий вынуть.

И если я в веках бездневных

На миг случайно заблужусь,

Мне ель хвоей ветвей черевных

Покажет щель в большеглазую Русь.

Как станет все необычайно

И превратится в мир чудес,

Когда почувствую случайно

Как беспределен свод небес.

Смотрю ль на голубей и галок

Из окон дома моего,

Дивлюся более всего

Их видом зябнущих гадалок.

Иль выйду легкою стопой

На Петербургский тротуар

Спешу вдохнуть квартир угар.

Смущаясь тихою толпой.

Я вновь живу как накануне чуда.

Дней скорлупой пусть жизнь мне строит козни;

Печалей, радостей бессмысленная груда

— Мне только плен коварнопоздний.

Но чую разорвется пленка

И как птенец вторично в мир приду,

И он заговорит причудливо и звонко

Как Пан в вакхическом бреду.