Неужели все, о чем мы мечтаем, — это переспать с красивой русской моделью? Пустовато как-то, вам не кажется?
Фредерик Бегбедер
Cлайд с цитатойДумаю, «99 франков» стал таким популярным романом во Франции, потому что я использовал много маркетинговых приемов: слоганы, рекламные словечки и все такое. Это один из первых романов, который позволил такому дерьму влиться в литературу.
Засунули меня в камеру с дилерами, проститутками и мелкой шпаной. Можно подумать, что это отличается от моего круга общения.
Русских женщин отличает необъяснимая печаль, меланхоличность и нарочитая невинность, которая мне кажется очень сексуальной и порочной. Всего этого лишены француженки, немки, не говоря уже об американках.
... не надо ничего ждать. И не надо ничего бояться. Лучше быть готовым ко всему и со смирением к этому относиться. Я ужасный фаталист. Именно это больше всего меня сближает с русской душой. Всё предначертано, и что должно случиться, непременно произойдет. То же и в любви. Если девушка тебя любит, тем лучше для тебя, а если не любит — тем хуже для неё.
Я не знаю, что значит счастье. Для меня это загадочное и, может быть, даже несчастное слово. И как снова не вспомнить Оскара Уайльда, который говорил: «Мне нужно не счастье, а удовольствие». И я немало времени потратил на поиски удовольствия. Вместе с тем понятие счастья в течение многих веков было связано с религией. В прошлом, когда жизнь была лучше организована, люди меньше задавались вопросом, что такое счастье. Тогда оно наступало после смерти. Сегодня, когда религия в какой-то мере потеряла свое значение, а люди — веру, наше существование стало более болезненным. Отсутствие Бога заставляет людей заниматься поиском счастья в разных местах. И мне кажется, такой поиск делает людей несчастными.
Да, я за свободу и удовольствия, а не за патерналистское общество, которое запрещает людям курить, пить, заниматься сексом; скоро и фуа-гра есть запретят. Я считаю неприемлемой эту манеру вызывать у людей чувство вины. Разве в этом счастье, скажите мне?
Я пришел на первый сеанс со словами: «Мне посоветовали прийти, но у меня все хорошо и мне тут нечего делать». Потом я объяснил, что у меня нет никаких воспоминаний о детстве (до 13 лет), поведал о своем беспорядочном поведении, о разводах, о многочисленных работах, которые мне не нравились. Короче, после двух встреч я ей сказал: «Ну вот, я вам все рассказал, больше нам видеться нет смысла». Она мне ответила: «Наоборот, нам надо видеться в два раза чаще». Потом: «В три раза чаще». И так до того момента, когда семь лет спустя она мне объявила: «Ну вот, теперь вам больше не нужно ко мне ходить». Я немного загрустил, что со мной теперь все хорошо! [хохочет] Я так люблю говорить о себе, что психоанализ мне казался чрезвычайно интересным!
Я культивировал «аристократическое удовольствие: не нравиться публике», как называл это поэт Шарль Бодлер. И, надо признаться, я в этом преуспел! Я не люблю образцовых персонажей, мне милее антигерои: Вертер Гете, Адольф Бенжамина Констана, Дон Кихот… Я пишу сатиру, а ее принимают за автобиографию, и наоборот. Возможно, от этого возникают недоразумения.
Наступает такой момент, когда веселиться и тусоваться каждую ночь становится так же скучно, как вечно сидеть дома и никуда не ходить.