Дмитрий Воденников

... а когда мы очнулись — уже наступила весна

и мы спали обнявшись, как две разноцветные гусеницы,

и сквозь наши горячие руки

бил любви равнодушный ток.

— Вообще-то я зову её Чуней, но по пачпорту она — Жозефина

(родители её — Лайма Даксхунд и Тауро Браун из Зеленого Города),

поэтому я часто ей говорю: Жозефина Тауровна,

зачем ты нассала в прихожей, и как это всё называется?

... Если честно, все смерти, чужие болезни, проводы

меня уже сильно достали — я чувствую себя исчервлённым.

Поэтому я собираюсь жить с Жозефиной Тауровной, с Чуней Петровной

в зелёном заснеженном городе, медленном как снеготаянье.

А когда настоящая смерть, как ветер, за ней придет,

и на большую просушку возьмет — как маленькую игрушку:

глупое тельце её, прохладные длинные уши,

трусливое сердце и голый горячий живот -

тогда — я лягу спать (впервые не с тобой)

и вдруг приснится мне: пустынная дорога,

собачий лай и одинокий вой -

и хитрая большая морда бога,

как сенбернар, склонится надо мной.

Но когда один человек уходит, выздоравливает или повесился,

другой человек через несколько лет собирает в мешки оперенье его,

все шмотье: белоснежные крылья, пальто

и штаны —

и выносит на лестницу,

и спускается к мусоросборнику — и на сердце его легко.