Утром рано вставать, минус тридцать в тени за окном.
Эти серые будни, маршруты, что сдашь на пятерку;
много лиц без царя в голове, но с кремлевским царем,
ежедневная дань государству, работа «шестеркой».
Утром рано вставать, минус тридцать в тени за окном.
Эти серые будни, маршруты, что сдашь на пятерку;
много лиц без царя в голове, но с кремлевским царем,
ежедневная дань государству, работа «шестеркой».
Мимо трамвайных путей, по домам и дворам,
мимо бессчетных квартир, мимо всех персонажей
стрелки стирают года, разделив пополам,
в памяти важные даты со всеми, что нажил.
Дальше. Что ждет впереди до последней строки?
Шепот тетрадных страниц. Мое соло в пустыне.
Вечер забросит над соснами звезд поплавки,
точка в последней строке, как бездомный, остынет.
Была зима по разным городам,
а белый снег, как книжные страницы,
шуршал под окнами, в ногах и рукавицах,
лез под одежду, будто мерзнул сам.
А была ли любовь в этом черном-пречерном краю...
Где, коль выпала ночь, то такая — хоть выколи глаз?
Раздели невзначай эту жизнь на твою и мою,
на тогда и потом, — что останется после у нас?
В декабре так темно, как темно в стихотворной строке,
а слова, как следы, равнодушны к создавшему их.
Напиши мне «ВКонтакте» про жизнь, как ты там вдалеке,
сколько лет, сколько зим, сколько рядом своих и чужих.