Александр Сергеевич Пушкин

Кто с минуту переможет

Хладным разумом любовь,

Бремя тягостных оков

Ей на крылья не возложит, –

Тот не смейся, не резвись,

С строгой мудростью дружись.

Но с рассудком вновь заспоришь –

Рад не рад, но дверь отворишь,

Как проказливый Эрот

Постучится у ворот.

Ох, лето красное! любил бы я тебя,

Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.

Благодарю, душа моя, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе.

Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки.

И бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Блажен, кто в шуме городском

Мечтает об уединенье,

Кто видит только в отдаленье

Пустыню, садик, сельский дом,

Холмы с безмолвными лесами.

Долину с резвым ручейком.

Разберись, кто прав, кто виноват, да обоих и накажи.

Толпа жадно читает исповеди, записи etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок не так, как вы, — иначе!

В печальной праздности я лиру забывал,

Воображение в мечтах не разгоралось,

С дарами юности мой гений отлетал,

И сердце медленно хладело, закрывалось.

Вас вновь я призывал, о дни моей весны,

Вы, полетевшие под сенью тишины,

Дни дружества, любви, надежд и грусти нежной,

Когда поэзии поклонник безмятежной,

На лире счастливой я тихо воспевал

Волнение любви, уныние разлуки –

И гул дубрав горам передавал мои задумчивые звуки.