Виктор Кунин

Оставь другим певцам любовь!

Любовь ли петь, где брызжет кровь,

Где слово, мысль, невольный взор

Влекут, как ясный заговор,

Как преступление на плаху,

И где народ, подвластный страху,

Не смеет шепотом роптать...

Я ударил об наковальню русского языка, и вышел стих — и все начали писать хорошо.

Я не совсем еще рассудок потерял,

От рифм бахических шатаясь на Пегасе,

Я знаю сам себя, хоть рад, хотя не рад,

Нет, нет, вы мне совсем не брат,

Вы дядя мой и на Парнасе.

Не только русская, но, вероятно, и мировая литература не знали ничего подобного болдинской осени Пушкина, если измерять не по количеству, конечно, а по глубине и значимости написанного на единицу творческого времени.

Ах! ведает мой добрый гений,

Что предпочел бы я скорей

Бессмертию души моей

Бессмертие моих творений.

Говорят, что несчастье хорошая школа: может быть. Но счастье есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному.

Нет, нет, не должен я, не смею, не могу

Волнениям любви безумно предаваться;

Спокойствие мое я строго берегу

И сердцу не даю пылать и забываться.

Так и мне узнать случилось,

Что за птица Купидон;

Сердце страстное пленилось;

Признаюсь — и я влюблен!

Пролетело счастья время,

Как, любви не зная бремя,

Я живал да попевал.

О вы, которые, почувствовав отвагу,

Хватаете перо, мараете бумагу,

Тисненью предавать труды свои спеша,

Постойте — наперед узнайте, чем душа

У вас исполнена — прямым ли вдохновеньем

Иль необдуманным одним поползновеньем,

И чешется у вас рука по пустякам.