Ромен Гари

У меня была моя родина — женщина, и мне нечего было больше желать.

Не существует искусства отчаиваться, отчаяние — лишь недостаток таланта.

— Он заставил меня прочитать Пруста, Толстого и Достоевского, — заявила несчастная с таким видом, что от жалости разрывалось сердце. — Что теперь со мной будет?

Удивительно, сколько на свете взрослых людей, которые будто и не жили вовсе.

Когда я обнимаю тебя, я точно прижимаюсь к алтарю, и твое тело дает мне покровительство и милость.

Странный этот вопрос: «На что ты живёшь?» Вам никогда его не задавали? Словно недостаточно просто жить, словно жизнь — дело не основное, а дополнительное, словно невозможно просто быть живым, а надо за это платить.

Доверять людям ох, как трудно, труднее всего. Без смертельного риска это можно позволить себе один-два раза в жизни, и тут надо крепко подумать.

— Расизм — это когда все не считается. Люди не считаются. Когда можешь делать с ними что хочешь, и это не считается, потому что они не такие, как мы. Понимаешь? Они не наши. Можно обращаться с ними как со скотом, и ничего, не стыдно. Не потеряешь достоинства, не уронишь свою драгоценную честь. Они так не похожи на нас, что можно не стесняться, не бояться осуждения — вот в чем дело! Можно нанять их для самых грязных делишек, потому что их суждение о нас все равно что не существует, оно не может нас унизить. Вот это и есть расизм.

В любви, знаешь ли, самое главное — воображение. Нужно, чтобы каждый придумывал другого со всей силой своего воображения, не уступая реальности ни пяди; и вот тогда, когда два воображения встречаются... нет ничего прекраснее.