Рэй Брэдбери

Я надел свитер и стал смотреть на волны, которые накатывались и падали на берег. Они падали очень ловко, с какой-то элегантностью; даже пьяный не смог бы упасть на берег так изящно, как это делали волны.

Вы можете оставить своё жильё, выгрести и сжечь весь хлам, переехать из трущоб, отречься от собственной матери, купить новую одежду и машину – сменить всё своё окружение. Но что делать мозгу, мечущемуся как мышь в мышеловке?

— Я тебе когда-нибудь лгал?

— Сто раз!

— Ну уж, — он повел плечами, — разве что самую малость, для пользы дела.

Ты всегда хочешь оставаться такой, какой была прежде, а это невозможно: ведь сегодня ты уже не та.

Она все время глядела вперед, что-то высматривая, но не могла разглядеть и обернулась к мужу; в его глазах она увидела отражение того, что впереди, а он к этому отражению добавил что-то от самого себя, свою твердую решимость, и напряжение спало с ее лица, она снова повернулась вперед, теперь уже спокойно, зная, чего ей искать.

Вы не похожи на других. Когда я начинаю говорить, вы на меня смотрите. Вот вчера вечером я упомянула луну, и вы тут же на неё посмотрели. Другие никогда бы так не поступили. Они просто ушли бы прочь и оставили меня наедине с собой. Или начали бы мне угрожать. У людей сейчас нет времени друг на друга.

... Почему бы людям не влюбляться снова и снова в одного человека, чтобы продлить свое счастье?

В космосе нет времен года: нет зимы и лета, нет весны и осени. Нет здесь какого-то конкретного вечера или утра, а есть только космос, и более ничего.

Пока весь народ – массы – не цитирует еще Хартию вольностей и конституцию, нет оснований для беспокойства.

Люди расположились уютно и непринуждённо, как свиньи в теплой июльской луже.