Картины или любое произведение искусства могут существовать только тогда, когда находятся внутри тебя. Всё остальное — имитация, жалкие попытки воспроизвести то, что давно существует. Возможно, в другом измерении или на другой ступени развития... Это удивляло. То же, если бы кто-то объявил себя поэтом, не написав ни одного стихотворения, имея лишь слух и обостренное чувство прекрасного.
Ирэн Роздобудько
Cлайд с цитатойПотом они вместе будут рожать сына. И ему снова придется хорошенько поспорить. Потому что сначала она будет категорически против. И выскажет, на ее взгляд, весомые аргументы. Такие, которые могут высказать только женщины такой дикой и прекрасной в своей дикости страны, как её. Но, заявит он, такие аргументы — не для него!
— Святая правда, — скажет он. — Мы сделали это вместе. Почему же теперь ты должна быть одна? Это нечестно! Я буду держать тебя за руку!
— А если я укушу тебя за эту руку? — хитро прищурится она.
Тогда он задерет рукав своей рубашки до самого плеча и скажет:
— Кусай! Мне не жалко!
Я хочу, чтобы ты никогда не узнала, чем кончается великая любовь, — писала Саламандра. — Пусть она у тебя будет средней и никогда не досягает той высоты, которую дает людям чувство долга. Среднее тянется, как горизонт над морем. А высокая обречена на страшную и брутальную смерть. Она всегда падает по закону бутерброда...
Бесспорно, его новая знакомая была из тех женщин, с которыми мужчины никогда не флиртуют. На такую не положишь руку, будто случайно, а если и положишь — пропечешь до костей.
Я хочу, чтобы ты никогда не узнала, чем кончается великая любовь, — писала Саламандра. — Пусть она у тебя будет средней и никогда не досягает той высоты, которую дает людям чувство долга. Среднее тянется, как горизонт над морем. А высокая обречена на страшную и брутальную смерть. Она всегда падает по закону бутерброда...
Бесспорно, его новая знакомая была из тех женщин, с которыми мужчины никогда не флиртуют. На такую не положишь руку, будто случайно, а если и положишь — пропечешь до костей.
Я и сама иногда смотрю на себе откуда-то сбоку, как будто вместо меня смеётся и разговаривает совсем другой человек, а я отлетела туда, откуда не возвращаются. Смотрю на себя и пытаюсь понять — кто я такая, зачем я здесь?
Это был конец! Конец картинки, на которой она сидела в вечернем платье с глубоким вырезом на спине (именно на спине!), в туфельках на шпильке, с каплями бриллиантов в ушах и расшитой жемчугом крошечной сумочкой на длинной серебряной цепочке. И он говорит ей: «Выпьете со мной, донна Роза дель Кальвадорос?» Зачем, зачем это случилось именно сегодня? Почему он не подождал, пока у неё будет такое платье, такой вырез, такая сумочка?