Елена Никитина

Василиса как могла меня успокаивала, не понимая, из-за чего вообще началась моя истерика и чего же я, собственно, добиваюсь. Если честно, то я и сама этого не понимала. Просто плакала, и всё. Надо же когда-нибудь начинать вести себя как настоящая женщина.

Почему-то завораживает и притягивает взгляд не только красивое, но и уродливое.

— С тобой вообще можно договориться?

— Можно, если согласиться со мной.

Сколько много нового я о себе узнала, трудно описать. Если бы всё, что они мне приписывают, я могла делать на самом деле, то давно бы уже стала как минимум властителем мира. У меня чуть мания величия не проснулась, честное слово.

— И что же именно изменилось, по-твоему?

— Да все!

— Ты ошибаешься, — спокойно посмотрел на меня Стефианир и мягко улыбнулся, будто знал одному ему известную тайну. — Ты только посмотри вокруг, — и широким жестом, насколько позволял салон автомобиля, обвел рукой окружающее нас пространство. — Мир остался прежним, твой родной город живет обычной жизнью, люди не обросли шерстью, воздух не собирается кончаться, даже дети в Африке продолжают голодать так же, как и раньше. И поверь, никому нет до тебя дела. А знаешь, почему? Потому что изменилась ты сама. Изменилось твое отношение ко многим вещам. То, что совсем недавно было тебе дорого, потеряло свою истинную ценность, а чужое и враждебное, должное внушать настоящий ужас, вдруг повернулось своей самой беззащитной стороной. Принять это бывает довольно трудно, но еще труднее бывает поверить в себя. Не стоит терзаться сомнениями, которым не можешь найти применения. Отпусти ситуацию, и решение само тебя найдет.

Умереть на голодный желудок перед богато накрытым столом как-то глупо.

— Паранойя плохо поддаётся лечению.

— Наглость тоже.

— Наглость вообще не лечится, это черта характера.

— Ты издеваешься? — подозрительно сощурилась я.

— Ничуть.

— И ты хочешь доверить столь ответственную операцию магу-недоучке, от которой пользы не больше, чем от высушенной поганки?

— Высушенной поганкой отравить кого-нибудь можно, — не сдавался Васька.

— Вот и я о том же.

Даже если тебя съели, всегда найдётся два выхода.

Есть вещи, о которых никогда не стоит говорить, иначе они потеряют свою ценность. Мысли, произнесенные вслух, становятся Словом и могут изменить судьбу. Чужие знания никому не нужны, но в нечистых руках могут нести зло.