Э. С. Паперная

У старой женщины, бездетной и убогой,

Жил козлик серенький, и сей четвероногой

В большом фаворе у старушки был.

Спал на пуху, ел сытно, пил до пьяна,

Вставал за полдень, а ложился рано;

Ну, словом жил

и не тужил.

Чего же боле? Но вот беда -

Мы жизнью не довольны никогда:

Под сению дерев на вольной воле

Запала мысль козлу прогулку совершить,

И, не раздумывая доле,

В соседний лес козел спешит.

Он только в лес — а волк из лесу шасть!

В глазах огонь, раскрыл грозящу пасть -

И от всего козла осталося немножко:

Лишь шерсти клок, рога да ножки.

Сей басни смысл не трудно угадать:

Не бегай в лес, коль дома благодать.

Одна в глуши лесов сосновых

Старушка дряхлая жила,

И другом дней своих суровых

Имела серого козла.

Козел, томим духовной жаждой,

В дремучий лес ушел однажды;

И растерзал его там волк.

Козлиный глас навек умолк.

Остались бабушке лишь ножки

Утехою минувших дней,

И память о козле больней,

Лишь поглядит на козьи рожки.

Одна, одна в лесной глуши

Тоскует о козле в тиши.

Жил-был у бабушки серенький козлик,

Вот как, вот как, серенький козлик.

Бабушка козлика очень любила

Вот как, вот как, очень любила.

Вздумалось козлику в лес погуляти,

Вот как, вот как, в лес погуляти.

Напали на козлика серые волки,

Вот как, вот как серые волки.

Оставили бабушке рожки да ножки.

Вот как, вот как, рожки да ножки.

А уж кто бы нам песню-былинку завел

Чтоб забыть и печаль и нелады.

Как живали старуха и серый козел.

Ой, ладо, ой ладушки ладо!

Миловала старуха серого козла,

Как свое ненаглядное чадо.

Да любовью козла удержать не смогла.

Ой, ладо, ой ладушки ладо!

Захотелось козлу в темный бор на простор:

«Мне без воли и жизни не надо».

Да сулил, видно козлику гибель тот бор.

Ой, ладо, ой ладушки ладо!

Волки рыщут в лесу, как нечистая рать,

Разорвали старухи отраду.

Удалось только рожки да ножки собрать.

Ой, ладо, ой ладушки ладо!

В искрах лунного сиянья

сквозь лучей его мерцанье

вижу смутно очертанья

я старушки и козла.

Пьют любви до края чашу

все слияннее и краше,

но козла в лесную чащу

злая сила увлекла.

Волки мчат до края ночи,

это искрятся их очи,

в час глубокий полуночи

козлик в жертву принесен.

На траве белеют ножки,

козьи ножки, козьи рожки,

и старушка по дорожке...

... Старый милый детский сон.

Над усталой весной пролетела весна,

Разливая цветов аромат.

Безутешна старушка, рыдает она.

Так мучительно плачет лишь мать.

Счастья дни пролетели, как сон золотой,

И тот козлик, что был так любим,

Не вернется к душе ее скорбной, больной,

Он в лесу уж лежит недвижим.

Как бушующий вал серый волк налетел,

И, как ветер цветок, смял козла.

Только рожки да ножки он тронуть не смел.

И рыдает от скорби земля.

Я бедный попик убогий,

живу без улыбок и слез.

Ах, все исходил я дороги

со мною немощный пес.

Обветшала скудная келья,

скуден мяса кусок.

И его в печальном весельи

куда-то пес уволок.

И смерть к нему руки простерла...

Говорят, что английская королева лет сто тому назад пришла в восторг, прочитав очаровательно остроумную детскую книгу. Она приказала принести все сочинения этого автора. К ее изумлению, ей принесли множество книг, посвященных проблемам высшей математики. Автор Льюис Кэрролл оказался оксфордским профессором.

Да, я убил! Иначе я не мог,

Но не зови меня убийцей в рясе.

Был беззаветно мной любим бульдог,

Я не жалел ему костей и мяса.

И все ж убил! Похитив мой ростбиф,

Он из бульдога стал простой дворняжкой.

Так мог ли жить он, сердце мне разбив

И омрачив мой мозг заботой тяжкой.

Поп сив и стар. Глаза красны от слез.

Одна забота — зажигать лампады.

Жена в гробу. И дочка за оградой.

Последний друг — худой, облезлый пес.

Теперь попу уже не много надо:

Краюшку хлеба, пачку папирос.

Но жаден пес. С ним никакого сладу.

Лукав, хитер. И мясо он унес.

Нет, так нельзя! В глазах усталых пламень.

Поп, ковыляя, тащится в сарай.

Берет топор. И, наточив о камень,

Псу говорит в последний раз: прощай.