Борис Пастернак

Какое детство вы мне обеспечили, какими окружили картинами! Правда, жалко, что я не обучён какому-нибудь ремеслу, но такие сожаления в России будут раздаваться часто. Образование, направленное на обман, долго будет нашим проклятьем.

Он пил не переставая и жаловался, что не спит третий месяц и, когда протрезвляется хотя бы ненадолго, терпит муки, о которых нормальный человек не имеет представления.

Мне невероятно, до страсти хочется жить, а жить ведь значит всегда порываться вперед, к высшему, к совершенству и достигать его.

Всякая стадность — прибежище неодаренности, все равно верность ли это Соловьеву, или Канту, или Марксу. Истину ищут лишь одиночки и порывают со всеми, кто любит ее недостаточно.

Этим и страшна жизнь кругом. Чем она оглушает, громом и молнией? Нет, косыми взглядами и шепотом оговора. В ней все двусмысленность и подвох. Отдельная нитка, как паутинка, потянул её и нет конца, попробуй выбраться из сети — только больше запутаешься. И над сильным властвует подлый и слабый.

Мы рождаемся жить, а не готовиться к жизни.

Его умение держать себя превышало нынешние русские возможности. В этой черте сказывался человек приезжий.

Тоня, этот старинный товарищ, эта понятная, не требующая объяснений очевидность, оказалась самым недосягаемым и сложным из всего, что мог себе представить Юра, оказалась женщиной.

... У него было дворянское чувство равенства со всем живущим.