Анна Ривелотэ

Жизнь — это «Книга Блаженств» Одни читают ее глубоко и вдумчиво, другие быстро и жадно, третьи по диагонали, а кто-то вовсе грамоты не знает. Нам неведомо, кто ее пишет для нас, кто предназначает ее нам, безликим, спящим в коконе небытия, кто готовит нам волшебный, уму непостижимый дар.

Время — наша тюрьма. В моменты алкогольного озарения он особенно ясно видел временные границы, в которые он заточен. Вот здесь — рождение, там — смерть, а все, что между, — это путь от стены до стены, и когда ты узнаешь, сколько шагов в длину твоя тюремная камера, тебя не станет.

Он же голубой, как майское небо.

Просто её любовь стала чуть горче, словно в неё долили морской воды.

Мужчины должны врать женщинам о будущем. И может, иногда о прошлом. Но никогда о настоящем. Только такое вранье правильное. Такое вранье значит, что он о тебе заботится. Что в этот самый момент он хочет, чтобы так все и было. Ведь ни один мужчина не знает о будущем правды, и ни одна женщина не хочет ее знать.

... Желаем, чтоб только страсти, чтоб только цунами, чтоб только тоннами и вагонами, чтобы полными обоймами, чтобы атомными взрывами и миллионами. И при этом лично себе внушаем только жалость и отвращение, ..., потому что никто не может дать больше, чем имеет...

С тобой было что-то, чего не было ни до, ни после.

Наше солнце так быстро прошло зенит, словно любовь — бабочка-поденка, проживающая жизнь за световой день.

Я опять пишу о нем в прошедшем времени, потому что уже не хочу, чтобы он был жив здесь и сейчас. Я отплакала по нему, и мне приятнее чувствовать себя честной вдовой, чем раз за разом отрывать от сердца его цепкие кровососущие корешки. Наверное, это извращенно, но теперь, когда я утратила всяческие права на его мертвое тело и не могу владеть телом живым, я предпочла бы знать, что случилось то, чего я боялась раньше: что он умер и похоронен далеко отсюда. Без моего участия. Прости меня, Й., читающий эти строки, живой и, надеюсь, благополучный. Я измучена этой бесконечной любовью.

Если бы меня попросили изобразить на рисунке всю прожитую мною жизнь, я нарисовала бы кучу надкусанных конфет без фантиков. Я искала ту, с моей любимой начинкой. Искала так, как делаю всё, за что ни возьмусь: быстро, жадно и бестолково. И вот, остановившись, я думаю: а существует ли та конфета, или я просто терпеть не могу сладкое?…