Марта Кетро. Три аспекта женской истерики

Мы говорим о мужчинах, мы бесконечно долго, разнообразно, весело и беспечально говорим о мужчинах. Это не потому, что очередная любовная история поразила одну из присутствующих — просто многое из того, что было сделано каждой из нас, случилось ради, вопреки, посредством и с учётом мужчин. За плечом стоит тень, да не одна, а как на футбольном поле — четыре тени по всем сторонам света, тени любящих, любимых, забытых, незабываемых, ненавидимых, прощенных, жалких. Тех, которые отчасти сделали нас, пусть даже и своим бездействием, слабоволием, бездарностью вынудили нас стать такими, как мы есть. Не говоря уже об умных, сильных, смелых. Именно о них — не говоря, о них мы обычно молча улыбаемся или молча плачем.

9.00

Другие цитаты по теме

Но главное, главное для меня — с ним было интересно. Лучшая игрушка, лучший учитель, лучший любовник, единственный друг.

Очень рано меня стала беспокоить быстротечность мужской юности. Мне шестнадцать, ему двадцать два, а через четыре года у него уже брюшко. Мне двадцать один, ему тридцать, проходит пара лет, и вместо принца – лысый, отечный, ленивый мужик. Мне двадцать четыре, ему девятнадцать, но героин превращает его в развалину прямо на моих глазах. Стало казаться, что эти цветы увядают у меня в руках, рассыпаются в пыль или расплываются гнилью.

Маленькая, маленькая смерть... Истаскали выражение. Чего только маленькой смертью не обзывали — осень, оргазм, сон, расставание — всё у них маленькая смерть, канареечная такая.

А самая крошечная, с булавочный укол, — это мелкое мужское предательство. Кольнуло — отпустило, кольнуло-опустило, на большую смерть не набрать, но на усталое отвращение как раз хватит.

Мужчина. Не могу, слишком много тайн и нежности за этим словом. Я не могу произносить его без смущения – легчайшего – и без внутренней улыбки. Сколько бы ни язвила «о них» и «о нас», сколько бы ни делала вид, что прекрасно могу существовать одна, – они мне нравятся.

И вот где-то на седьмом часу боли я понимаю, что это и есть настоящее одиночество. Когда «некому воды», всегда есть надежда, что случайно кто-то зайдет и подаст, спасёт. А вот когда «спаситель» уже здесь, а ты всё равно совершенно, абсолютно, феерически один, это — да.

Моя любовь во мне, она никуда не исчезает, меняются только объекты. Не нужно к ним привязывать чувство, которое генерирую я сама. Они – всего лишь повод. Есть только я и божественная любовь. А мужчина всего лишь стоит против света, и мне только кажется, что сияние от него. Теперь, когда его нет, любовь все равно осталась, любовь – она вообще, она ни о ком.

Месяц... это единица, которой я считаю время. Часы и минуты ненадежны, они то пролетают, то тянутся, дни слишком быстры, недели искусственны, а год — это очень долго для меня. А вот месяц в самый раз, я много чего успеваю и хорошо его чувствую, от первого до последнего дня, с его тающей и растущей луной, квартплатой, месячными, с изменением погоды от начала к концу. Месяцы и мгновения. Самые красивые имена у апреля, августа и февраля, а самое неудобное — ноябрь. Впрочем, всякий «брь» тяжело выговаривать.

Самые драгоценные мужчины всегда оказывались чужими, ускользающими, и, да, тоска, нежность и одиночество, вот что разрывало сердце каждый раз.

Самый простой способ удержать при себе двадцатилетнего мальчика – давать ему по первому требованию. После подросткового голода малец какое-то время будет думать, что он в раю. Самый простой способ удержать при себе двадцатипятилетнего юношу – не давать ему. Очень сильно удивится. Самый простой способ удержать при себе тридцатилетнего мужчину – поселиться с ним вместе. В этом возрасте они, как кони, – кто оседлает и крепче вцепится, тот и покатается. Самый простой способ удержать при себе сорокалетнего дяденьку – быть на 15 лет моложе.

Впрочем, право петь грустные песни принадлежит не тому, у кого есть повод для печали, а тому, чей голос звучит горестно.