... обиды — это цемент, который скрепляет кирпичи одиночества в стене отчуждения и отчаяния.
— Сам подумай, ты же взрослый, а снова живешь у мамы. Как ты себя ощущаешь по шкале от 1 до... 2?
... обиды — это цемент, который скрепляет кирпичи одиночества в стене отчуждения и отчаяния.
— Сам подумай, ты же взрослый, а снова живешь у мамы. Как ты себя ощущаешь по шкале от 1 до... 2?
Иногда я думаю, что одиночество может прорваться сквозь кожу, а иногда не уверена, решат ли что-то плач, смех, крики и истерики. Иногда я отчаянно хочу прикоснуться к нему, чтобы почувствовать, будто в альтернативной Вселенной я падаю с обрыва и никто не сможет меня найти.
Алан! В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он должен выбрать любовь или секс. Четырнадцать лет назад ты сделал неправильный выбор — ты сдуру женился, и не получил ни того, ни другого. И вот теперь судьба даёт тебе ещё один шанс. Так не упускай его. Держи! Хватай за упругий зад!
— Алан, приятель, меня немного начинает напрягать, что ты пьёшь.
— У меня нет проблем с этим.
— А у меня есть. Ты хлещешь мои лучшие запасы!
— Молодец ты, Катя! Мы своим ребятам тебя всегда в пример ставим. Всего, чего хотела в жизни, добилась.
— Это верно. Только ты пока ребятам не рассказывай, что как раз тогда, когда всего добьёшься в жизни, больше всего волком завыть хочется...
... ловушки зеркал я сумела избежать, но взгляды — кто может устоять перед этой головокружительной бездной? Я одеваюсь в черное, говорю мало, не пишу, все это создает мой облик, который видят другие. Легко сказать: я — никто, я — это я. И все-таки кто я? Где меня встретить? Следовало бы очутиться по другую сторону всех дверей, но, если постучу именно я, мне не ответят. Внезапно я почувствовала, что лицо мое горит, мне хотелось содрать его, словно маску.
— Берта, у нас будет новый папа! Он такой классный! Он купил нам проституток и желе!
Всегда вместе. И вечно порознь. Пока всходит и заходит солнце. Пока существуют день и ночь. Пока они оба живы.