Ну как ей дать понять, что я ни в чем не могу разочароваться, поскольку нет ничего такого, чего бы я ожидал?
я начинаю думать, что порнография значительно проще, чем реальный секс, и поэтому гораздо приятнее.
Ну как ей дать понять, что я ни в чем не могу разочароваться, поскольку нет ничего такого, чего бы я ожидал?
я начинаю думать, что порнография значительно проще, чем реальный секс, и поэтому гораздо приятнее.
– Бэйтмен, – говорит Тим, не сводя глаз с Эвелин.
– Да? – отвечаю я. – Что, Тимоти?
– Ты псих.
– Оставь Патрика в покое, – говорит Эвелин. – Он милый соседский мальчик, вот он кто. Никакой ты не псих, правда, милый?
Я иду по Бродвею в направлении от центра, останавливаюсь у банкомата и зачем-то снимаю еще сотню долларов, и сразу же чувствую себя лучше от того, что у меня в бумажнике лежит круглая сумма в пятьсот долларов.
... все никак не научимся жить без ожиданий. Непроизвольно вкладываем их в людей и события, а потом, не получив должного результата или внимания, разочаровываемся.
Я надеюсь, что Армстронг не захочет платить, потому что мне нужно, чтобы этот придурок увидел, что у меня есть платиновая карточка American Express.
Запах крови и мяса пропитал квартиру так, что я больше его не чувствую. Но позже моя дикая радость проходит и я плачу, оплакиваю себя, не в состоянии найти утешение ни в чем, всхлипывая, бормочу “Я лишь хочу, чтобы меня любили”, проклинаю мир и все, чему меня учили: принципы, различия, выбор, мораль, компромиссы, знание, сообщество, молитвы – все это было неправильно, не имело никакой цели. В конце концов, все свелось к одному: смириться или умереть.
— Это типа хайку, понимаешь? — говорю я. — Давай. Прочитай его вслух.
Она прочищает горло и начинает читать. Очень медленно, запинаясь на каждом слове.
— Бедный ниггер на стене. Посмотри на него.
Она умолкает, щурится на листок, а потом неуверенно продолжает:
— Посмотри на несчастного ниггера. Посмотри на несчастного ниггера… на стене.
Она опять умолкает, в замешательство смотрит на меня и вновь опускает глаза на листок.
— Ну давай, — говорю я, оглядываясь в поисках официантки, — читай дальше.
Она опять прочищает горло и читает дальше, не отрывая взгляда от листа и понизив голос почти до шепота:
— Ну и *** с ним… *** с ним, с этим ниггером на стене…
Она умолкает, вздыхает и все же читает последнее предложение:
— Этот черный — последний де… дебил?
Пара за соседним столиком — он и она — медленно обернулись и смотрят на нас. Мужчина ошеломлен, женщина в ужасе. Я злобно смотрю на нее, пока она не отводит взгляд и не опускает глаза на свой ***ский салат.
— Ну, Патрик, — Бетани откашливается и протягивает мне листок, пытаясь улыбнуться.
— Что? — говорю я.
— Я вижу, что… — она за секунду задумывается, — что твое чувство… социальной несправедливости… — она опять откашливается и опускает глаза, — осталось прежним.
— Я хотела прийти, – говорит она писклявым, девчоночьим голосом. – Мне было страшно. Мне и сейчас страшно. Разве ты не слышишь по голосу?
– Вообще-то слышу что угодно, только не это.
Я знаю, что ты боишься разочаровать меня, но я хочу тебя успокоить, потому что мои ожидания относительно тебя и так невысоки!