А за гранью свода небес
Тикает часовой механизм —
Значит, времени нам в обрез,
Главное, не обернуться вниз.
А за гранью свода небес
Тикает часовой механизм —
Значит, времени нам в обрез,
Главное, не обернуться вниз.
А там за краем рыщет тьма,
Как никогда, близка зима,
И тень твоя, мою обняв, уходит снова в путь...
Жил однажды на свете Дьявол.
По морям-океанам плавал.
А меня никогда не видел,
О тебе никогда не слышал.
В некоторых случаях роковые решения в жизни, возможно, даже вопрос жизни и смерти, даются с почти беззаботной легкостью. Но мелочи, например, то, как цепляешься за все равно ушедшее, оказываются такими важными.
Игривый рой мыслей, которые, словно стая белых голубей, порхали в голове леди Кинсли, нарушили топорно-строгие линии, возникшие под влиянием пейзажа и сдерживавшие, словно сети, свободный полет. Подобно решетке, эти линии окружили ее мысли, воздвиглись над ними и вдруг без сопротивления одержали верх, словно рок, судьба.
После серьезной травмы или кризиса, когда шок отступает и нервы больше не сводит, ты привыкаешь к новому положению, положению вещей, потому что знаешь, что шансов что-то изменить больше не осталось.
— То есть ты не веришь, что каждому кто-то предназначен судьбой?
— Почти. Я верю, что... Никто. Никому. Нафиг не нужен.
Люди, которые способны особенно остро радоваться жизни, так же остро страдают от ударов судьбы.
Должно случиться так много вещей, чтобы два человека могли встретиться. В этом суть математики.
С одной стороны, я чувствую, именно сюда меня и должно было занести в итоге; с другой стороны — кажется, будто весь свой путь досюда я плыл «против течения».