Я верю во всё, что могу себе представить, Петер. В волшебников, в Господа Бога, в дьявола, в привидения... в летающие тарелки... Раз человеческий мозг может всё это вообразить, значит, всё это где-то существует, иначе зачем бы мозгу такая способность?
Когда во что-то искренне веришь, даже во что-то воображаемое, это начинает существовать.
Всё упирается в сознание людей, в воображение. Люди сражаются только за воображаемые вещи.
— Это двигатели Кирби. Двигатели воображения. Они работают на вере.
— У нас все получится.
— ... Эта машина работает на фантазиях подростков. Блеск! И это метафора!
— Прекрати так говорить, Хоукай.
— Честно, Нох-Варр, это...
— Я ведь серьезно, Кейт. Мы из-за тебя упадем.
Гипотеза о Боге, например, дает ни с чем не сравнимую возможность абсолютно все понять, абсолютно ничего не узнавая… Дайте человеку крайне упрощенную систему мира и толкуйте всякое событие на базе этой упрощенной модели. Такой подход не требует никаких знаний.
Сказали мне, что эта дорога меня приведёт к океану смерти, и я с полпути повернул обратно. С тех пор всё тянутся передо мною кривые глухие окольные тропы...
... одиночество — это действительно при всех его огромных преимуществах паршивая вещь...
Вера должна подкреплять воображение, ибо вера создаёт волю... Решительная воля есть начало всех магических операций... Из-за того, что люди не умеют в совершенстве воображать и верить в совершенстве, получается, что результаты их магии сомнительны, ненадёжны, тогда как они могли быть вполне надёжными.
Моя дочь Кэти расказала мне про Жанну Д'Арк. Обычную девушку, которой подчинилась вся французская армия. В девятнадцать лет ее сожгли на костре. Кэти расплакалась, и я тоже. Из-за Жанны, но больше из-за Кэти, которая так верит в девушку, жившую 600 лет назад. Ведь я вспомнила, что сама была такой. Все мы были такими. С годами мы перестаем верить в воображение. А моя дочь верит. Верит, что ее отец вернется домой невредимым, что завтра будет лучше, чем сегодня, что она может быть смелой... Стать Жанной Д'Арк.
Полиция, как и медицина, — наставительно произнес я, ощущая огромную неловкость, — не признает таких понятий, как «стыдно».
Тут мне пришло в голову, что пора наконец выяснить, парень это или девушка, и я раскинул сеть.
— Значит, вы были в буфетной? — спросил я вкрадчиво.
— Да. А что? Полиция не разрешает?
— Полиция хочет знать, что вы там делали.
— И научный мир тоже, — добавил Симонэ. Кажется, та же мысль пришла в голову и ему.
— Кофе пить полиция разрешает? — осведомилось чадо.
— Да, — ответил я. — А ещё что вы там делали?
Вот сейчас... Сейчас она... оно скажет: «Я закусывал» или «закусывала». Не может же оно сказать: «Я закусывало»...
— А ничего, — хладнокровно сказало чадо. — Кофе и пирожки с кремом. Вот и все мои занятия в буфетной.
— Сладкое перед обедом вредно, — с упрёком сказал Симонэ. Он был явно разочарован. Я тоже.
Cлайд с цитатой