Идеи похожи на Прокруста. Они или заставляют расти, или делают нас мелкими и пошлыми.
Идеи у него в голове — как стекла в ящике: каждое отдельности прозрачно, все вместе — темны.
Идеи похожи на Прокруста. Они или заставляют расти, или делают нас мелкими и пошлыми.
Идеи у него в голове — как стекла в ящике: каждое отдельности прозрачно, все вместе — темны.
Идеи у него в голове — как стекла в ящике: каждое отдельности прозрачно, все вместе — темны.
Мысль – как пес: рвется к своей цели, но по дороге то схватит старую обгрызенную кость, то погонится за перышком, то понюхает цветок, на который кто-то из сородичей задрал лапу.
Женщины — как вода. Они никогда не стоят на месте и часто перетекают из одного состояния в другое
— Я люблю тебя, Изабелла, — говорю я. – Люблю гораздо сильнее, чем думал. – Моя любовь как ветер: вот он поднялся, и думаешь, что это всего-навсего легкий ветерок, а сердце вдруг сгибается под ним, словно ива в бурю. Я люблю тебя, сердце моего сердца, единственный островок тишины среди общей сумятицы; я люблю тебя за то, что ты чувствуешь, когда цветку нужна влага и когда время устает, словно набегавшийся за день охотничий пес; я люблю тебя, и любовь льется из меня, точно из распахнутых ворот, где таился неведомый сад, я еще не совсем ее понимаю и дивлюсь на нее, и мне чуть-чуть стыдно моих торжественных слов, но они помимо моей воли с громом вырываются наружу и отдаются гулким эхом; кто-то говорит из меня, кого я не знаю, может быть, это третьесортный автор мелодрамы или мое сердце, уже не ведающее страха.
Мир — это праздничный пирог. Возьмите себе кусок, но не ешьте целиком, а то желудок не выдержит.
Истина, это что-то вроде сладкого куска пирога или шоколада, когда снимается обертка. Так же, как кожа, необходимая для защиты плоти и крови, ложь нужна, чтобы защитить правду.