Не горе у тебя, Фрол, а комедь.
Кабы люди с горя все топились да резались, так и половины людей не жило бы на свете.
Не горе у тебя, Фрол, а комедь.
Кабы люди с горя все топились да резались, так и половины людей не жило бы на свете.
Когда меня охватывали эмоции, чувства, тоска, я проталкивала их внутрь себя, будучи в ярости из-за того, что позволила им выйти наружу. Мои внутренние диалоги были безжалостными: «У тебя всё хорошо. Ты не голодаешь, никто тебя не бьёт. Твои родители всё ещё живы. В мире есть настоящее горе, а твои проблемы жалкие. Ты унылая ничтожная корова».
— Дядя Антип, завтра солнышко будет, вот увидите! Да и Захар Захарович обещал народ прислать.
— Он каждый день обещает, а где их взять-то? К ночи на яйца сесть, да к утру вывести? Они все обещают только...
— Примечаю я — звонит колокол, а люди не крестятся... С чьих слов звонишь-то? Пустобрёх!
— Варька-то твоя к Егорке ушла! От так, значит, оно...
— Зачем?
— Зачем! Зачем... За энтим... за самым! Пойдут теперь девки, мальчики. Мальчики пойдут... девки... вот. И я пойду...
... человеческое горе никак не может обойтись без памятников из песчаника или мрамора, а при повышенном чувстве долга или соответствующем наследстве — даже из отполированного со всех сторон черного шведского гранита.