Босиком по Бейкер-стрит (Role Play)

Другие цитаты по теме

Когда всё летит под откос, остаётся только стукнуть 4 раза, съехидничать и свалить.

— Толкиен... я им тоже как-то зачитывалась «Хоббит, или туда и обратно», «Властелин колец», «Сильмариллион»... Больше всего меня затронули отношения между Сэмом и Фродо. Сейчас, когда так активно продвигают однополые браки, с хихиканьем говорят, что они были из сексменьшинств, что, на мой взгляд, глупо. А может быть, даже и мерзко. Сейчас почему-то не мыслят, чтобы парни общались достаточно близко и откровенно чисто по-дружески, всегда начинаются намёки, взгляды. Вот именно это меня задевает — обесцениваются взаимоотношения, преданность, дружба и поддержка. Многие только и видят скрытый, зачастую гомосексуальный, подтекст.

— Сейчас такой век, что во всём видят подтекст. Даже обычная радуга становится теперь предметом споров. И проблема в том, что сейчас зачастую подтекст имеется.

— По мне, так подтекст был всегда, только акцентируют на том, что выгодно для богатых и успешных, ведь так они могут вкладывать те мысли, которые выгодны им. Именно поэтому очень мало кто решает говорить и писать правду, ту, что как раз не нравится этим людям, которые из-за кулис дирижируют, потому что они очень серьёзно наказывают за это… смертельно…

— Я думаю, что ты джентльмен, — ответила я, шагая рядом с голубоглазым в сторону его мотоцикла. — Мне всегда казалось, что джентльмены ещё делают зачастую так, как должно быть, а не так, как хочется.

Чёрт, я снова ляпнула какую-то чушь! Да что со мной?

Хотя я прекрасно понимала, что происходит — я была напугана произошедшим. Этот коктейль «Молотова», этот неистовый огонь живо мне напомнил о том, что было на том пустыре. И шрам на шее начал зудеть, будто напоминая: «Это было. И тебе от этого никуда не скрыться!» Словно произошла попытка инквизиции №2. Но я не хотела показывать своего состояние — меня злила своя зависимость от прошлого. И мне жутко не хотелось быть девочкой-с-проблемами.

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт!

Джим остановился.

— У меня дежавю или мы это уже выясняли? Да, я, вероятно, джентельмен. Но джентельмен не станет врать даме. Если ты сомневаешься во мне — можешь прямо мне это сказать! Если что-то не так — скажи лучше сразу! Если тебе неприятно моё общество — я уйду!

Ну капец, я всё испортила! Ну я просто мастер портить моменты. Ну почему бы сначала не подумать, а потом сказать? Или вообще промолчать?

Дура, Эшли, какая ты дура!

Ну скажи что-нибудь! Но только не очередную ересь с привкусом бензина!

— Прости, — выдавила я из себя, смотря на «собачку» на куртке Джима. Взглянуть в его глаза мне было безумно стыдно. — Я не сомневаюсь в тебе. Скорее в себе. В своём настроении. Состоянии. Я напугана, — сорвалось. Я прикусила нижнюю губу, продолжая избегать взгляд мужчины. — Снова мы встретились — и снова трагедия. Как будто я катализатор. Чёрт.

Не плакать, Хант, не плакать! Ты уже всех достала своими слезами и соплями. Думай о чём-нибудь интересном, например о том, что ты подаришь отцу.

— Эшли, — тихо выдохнул Джим, уже через секунду заключив меня в объятья, укрыв расстёгнутой курткой. — Почему ты не сказала сразу? Хотя, чёрт побери, я сам виноват, я даже не подумал.... Эшли....

— Я просто не хочу быть слабой и жалкой, — мой голос звучал глухо, потом что я уткнулась в грудь мужчины. — Как приятно ощущать чьи-то объятия. Тепло. И запах туалетной воды… — я резко замолчала. — Я это сказала вслух?

Как хорошо, что никто сейчас меня не видел! Если физически моё лицо и не покраснело, то мысленно оно стало подобно спелой клубники.

— В страхе нет ничего плохого или жалкого. Мне тоже было страшно. Страшно, что я уже не встану с того проклятого стадиона, страшно, что, я не мог помочь даже себе, когда что-то могло случиться с тобой. И знаешь, я тоже безумно люблю обнимашки, — мне было не видно, но я без этого знала, что на последней фразе Джим тихонько улыбнулся.

Я кивнула. Кажется, мне только что удалось узнать новую черту голубоглазого.

— Давай, — я аккуратно высвободилась из объятий мужчины, — сделаем совместные приятные воспоминания? Разрушим уже эту полосу невезения?

— Мне кажется, для меня она уже разрушается. Пойдём.

Какой парадокс, нам всегда легче выговориться, когда нас не слышат или уже слишком поздно.

Мысли всегда отражаются на лице, но людям свои слабости нельзя показывать. Даже если совсем больно.

Слова могут ранить ещё больше, а обнимашки… это обнимашки.

Всё пройдёт, все люди уйдут, а кровать останется.

— Я, в целом, не вижу никаких особых плюсов в жизни холостяка, за исключением того, что ты никогда не забудешь про годовщину свадьбы, которой у тебя не было. Но, понимаешь ли, даже матери-одиночки особой популярностью не пользуются, а уж отцы-одиночки — тем паче.

— По мне, так это не сильно влияет на отношения, если они серьезные. Если я стану матерью-одиночкой и кто-то скажет мне: «Ребёнок — это обуза и не готов брать на себя ответственность» — я просто рассмеюсь в ответ. Потому что любые отношения — это ответственность, а дети появляются в ходе этих самых отношений. И причём незапланированно. Зачем мне нужен такой человек, который может сказать, что он не готов уже и нашего ребёнка принять? Лучше я куплю себе вибратор, чем буду жить с таким мужчиной.

— Понимаешь, у людей зачастую очень разное отношение к своим и чужим детям. Свои дети — часть тебя, к ним какое-то особое отношение. А если ребёнок не твой, да ещё достаточно взрослый, это абсолютно другое. Вероятно, дело в каких-то ещё с животных инстинктах. Мы заботимся о своём потомстве, иногда — за счёт других....

В школе я думал, что одиночество — просто гипертрофированная гордость. И на очередной вопрос из вежливости о том, как я провёл выходные, праздники или день рождения, я отвечал: «В гордом одиночестве». Сейчас я понял, что нет никакой гордости в одиночестве. Это болезнь, у кого-то врождённая, у кого-то приобретённая. Заразиться ей проще, чем кажется. Она как наркотик, сначала кажется приятной мелочью, потом вы её можете ненавидеть, но вы к ней так привыкли, что вас не просто вырваться из этих зарослей. Зародыши одиночества поселяются в нас, прорастая с новой ссорой, укореняясь с чьим-то уходом, расцветая с чьей-то смертью. Её можно пропалывать встречами с друзьями, срезать под корень новой любовью, но она всё равно настигнет вас, вырастет снова, напоминая о всех печалях. Некоторые считают, что нашли лекарство от неё, погружаясь в атмосферу клубов или книг. Но единственным возможным лекарством является смерть. Правда, работает оно или нет, сказать нельзя — мёртвые не особо разговорчивы.

Я представила себя на месте Анжелики: без памяти, без друзей, чужая в этой стране и кругом одни незнакомцы. Когда жизнь переворачивается с ног на голову, становится ужасно страшно, что не выдержишь, не устоишь и сам перевернешься — сойдешь с ума. Очень жутко. И какие объяснения могут быть в такой ситуации? Ощущаешь дыхание бездны. В такие моменты хочется, чтобы тебя поняли. И крепко обняли. Без всевозможных просьб объяснить, что происходит с тобой. Но у Машковской не было данного такого простого участия и поддержки. Вместо этого ей зачитали ужасный приговор и назначили срок в десять лет. Затем она могла видеть только тюремные стены и решетки. Ужасно. И все это по чей-то злой воле, из-за того человека, который ради достижения только ему ведомой цели, повесил на русскую убийство, при этом сделав ролик, на котором «момент расправы» над Коэном, и заставив Стивена сказать, что он видел, как Анжелика стреляла в Хью.

И все ухватились за запись и его слова даже не потрудившись разобраться… Никто из нас — включая детективов, прокурора и адвоката — не потрудился разобраться…

Мы те, кто был причастен к рассмотрению дела и не потрудился копнуть слишком глубоко, предали ее. Все.