— Уортроп, — сказал датский журналист, пожимая доктору руку. — Вы выглядите ужасно.
— Я тоже рад Вас видеть, Рийс.
— Я не хотел Вас обидеть. В утешение могу сказать, что я видел людей, которые после Мюлберри были и в состоянии похуже — им нужен был катафалк.
— Спасибо, Рийс, теперь мне стало гораздо лучше.
Знаете, почему он за него держится всем сердцем и душой, Граво? По той же причине, почему род человеческий держится за иррациональную веру в вендиго, в вампиров и всю их сверхъестественную родню. Очень трудно поверить, что наш мир добродетелен и управляется справедливым и любящим богом, когда обыкновенные смертные способны на такие немыслимые преступления. — Он кивнул на оскверненный труп, лежащий на поблескивающем столе из нержавеющей стали. — Чудовищное действие по определению требует чудовища.
Без надежды человек не лучше ломовой лошади, которая тащит тяжелую телегу со своими скорбями.
— Она сказала, что хочет мне кое-что показать.
— Один совет, Уилл Генри. Если особа женского пола говорит, что хочет тебе кое-что показать, убегай. Скорее всего, это нечто такое, чего тебе не захочется видеть.
— Вы не понимаете, доктор Уортроп. Эти люди дикари. Человек убивает своих людей — и хвастается этим! Убивает их, чтобы спасти! Скажите, какой человек на такое способен?
— Ну, сержант, первое, что приходит на ум, это библейский бог. Но я не стану с вами об этом спорить.
— Ну, вот видишь? Я так и знала, что ты это скажешь. Ты так чертовски предсказуем, что я удивляюсь, почему я когда-то думала, что люблю тебя.
— Миллионы людей любят солнце. Солнце предсказуемо.
Есть вещи слишком ужасные, чтобы их вспоминать, и слишком прекрасные, чтобы их воскресить.
На этой серой земле у нас нет имён. Мы скелеты, отражающие в жёлтом глазу.
Наши кости иссушены и выбелены прямо под кожей, наши пустые глазницы разглядывают голодных ворон.
В этом царстве теней наши оловянные голоса скребутся как крыло мухи по неподвижному воздуху.
Наш язык — это язык слабоумных, тарабарщина идиотов. Корень и лоза могли бы сказать больше, чем мы.
В своих городах мы отрешились от смерти, задвинули её в пыльный угол, но в пустыне она всегда рядом. Это любовница, которая творит жизнь. Чувственные объятия хищника и жертвы, оргазменный предсмертный крик, последний спазматический всплеск крови, даже безмолвное оплодотворение земли упавшим деревом и разлагающимися листьями — всё это ласки возлюбленных, непременное условие жизни.
Cлайд с цитатой