Ничто не может связать прочнее океана. Даже кровь.
Неподвижное существование на одном месте меня раздавит. Сердце во мне столь же дикое, как океан, который меня взрастил.
Ничто не может связать прочнее океана. Даже кровь.
Неподвижное существование на одном месте меня раздавит. Сердце во мне столь же дикое, как океан, который меня взрастил.
Жизнь в океане научила меня видеть то, чего не видят другие, и ждать того, о чем они и думать не хотят.
В русалках больше рыбьего, чем плотского, и верхняя их — телесная — часть плавно перетекает в чешую. Вместо волос у них, в отличие от сирен, голубоватые отростки, а рты их могут растягиваться до размеров небольшой лодки, позволяя заглатывать акул целиком. У русалок темно-синие тела и плавники вдоль рук и позвоночника. Они одновременно и люди, и рыбы, не получившие красоты ни от первых, ни от вторых.
Как и все чудовища, они могут быть смертельно опасны, но там, где сирены соблазняют и убивают, русалки сами поддаются людскому очарованию.
Люди открывают секреты не потому, что кому-то их нужно знать, а потому, что хотят с кем-нибудь поделиться.
— Побольше уверенности. Ты еще никогда не выбирал для нас неверный путь.
— Это лишь значит, что никто не будет готов, когда я ошибусь.
— Ты всегда что-то ищешь.
— Всегда есть, что искать.
— Если не будешь осторожен, то найдешь лишь опасность.
— Может, она-то мне и нужна.
О красоте сирен ходят легенды, но в кетонках течет королевская кровь, а это дарует особое великолепие. Величие, выкованное соленой водой и царскими привилегиями. Ресницы наши сотканы из ледяной стружки айсбергов, губы окрашены кровью моряков. Даже странно, что для кражи сердец нам вообще нужна песня.
Если я в чем-то и нуждаюсь, то точно не в спасении. Я так часто рисковал жизнью, что уверился в собственной неуязвимости.