Ах Астахова (Ирина Астахова)

Жизнь меня не учит. Я – дурак.

Я наивен, как в далёком детстве.

От любви до ненависти – шаг.

Я же, рот раскрыв, стою на месте!

Прошлое стоит, как в горле ком:

Всех люблю, с кем время разлучило.

Если бы я звался кораблём,

То его давно бы затопило.

Но на всё способен человек,

Если у него большое сердце;

Я дурак – моё вмещает всех,

Кто хоть раз его коснулся дверцы!

И с собой не справиться никак,

Я люблю в пожизненные сроки.

От любви до ненависти – шаг,

Но мои не слушаются ноги.

То стоят, а то спешат назад,

Новых по дороге подбирая;

Я – дурак,

Но сказочно богат,

Чувствами, не знающими края.

Другие цитаты по теме

Нельзя ненавидеть того, кто стоит на коленях. Того, кто не человек без тебя.

Сколько бы еще не пришлось пройти миль, преодолеть расстояний – я уже никогда не смогу забыть тебя. Невозможно забыть того, кто раскрыл для тебя целый мир, будто разноцветный зонт над головою. Летней ночью, когда шел дождь, или зимой, когда тихо падал снег, или в минуты верного одиночества я понимала: эти мгновения больше не повторятся. Ни в моей жизни, ни в твоей. И все, что остается – это воспоминания. Не мы, а они.

Воспоминания ведут и составляют нас. Жизнь – это не только та часть реальности, которую люди проживают фактически. Всегда есть что-то, самое сокровенное и дорогое, заставляющее нас испытывать то, что нельзя подтвердить никакими достоверными фактами. Пожалуй, это самая глубокая и пронзительная нота нашего внутреннего звучания. Для некоторых людей именно она и воплощает саму жизнь. Эти мечтатели живут воспоминаниями, своими и чужими, цепко держась за них, как за единственную опору.

В чем была наша сила? Кем были мы с тобой в прошлом? Были ли мы чьим-то воспоминанием? И станем ли для кого-то еще одной мечтой, изменившей их жизнь?

Нашу жизнь изменило не время. Мы сами изменили ее – так, как подсказывали чувства…

Я люблю тебя. Ненавижу. Люблю. Что со мной творится? Я чистый лист, который ждет, когда ты напишешь на нем нашу историю любви. Я тлеющий уголек, готовый разгореться, от твоего поцелуя. Я люблю тебя. Ненавижу. Люблю. Что со мной творится?

– Мне что-то попало в глаз.

– Плохо дело. В левый или в правый?

– Сейчас соображу. «Господи,– подумал я, где она была все годы, чтобы отозваться на такой банальный трюк?» Я наклонился, чтобы всмотреться в ее глаза, которые были в десяти дюймах от меня, а она всмотрелась в мои.

– Я вижу,– сказала она.

– Да? Что же это?

– Я. В обоих глазах. И вытащить меня нельзя.

Какое чувство не несёт в себе самом своей противоположности, как ткань изнанку? Какая любовь свободна от ненависти? Ласкающая рука через минуту схватится за кинжал. Какая исключительная страсть не знает ярости? Не способны ли мы убить в восторге соития, через которое передаётся жизнь? Наши чувства не переменчивы, но двойственны, чёрные или белые, в зависимости от угла зрения, натянутые между противоречиями, колышущиеся, переливающиеся, способные как на плохое, так и на хорошее.

Мудрый человек оставляет прошлое позади, словно пару башмаков, из которых вырос.

…Столько людей проживают обычную, серую жизнь, так и не повстречав нужного человека, не открыв в себе сокровенных тайн, которые отзываются только в ответ на тщательно взращиваемое, обоюдное чувство любви, уважения, привязанности, приязни и нужности. И этих людей, как распустившиеся, но так и не давшие завязей цветы, очень жаль. Люди-пустоцветы иногда даже и не замечают, что с ними что-то не так, но однажды задаются вопросом: «А зачем все это было? Зачем вся моя жизнь?», но так и не находят ответа. Ведь приходит время, когда исчезает все наносное, лишнее, как унесенный чьим-то дыханием одуванчиковый пух, и тогда остается только главное.

Но ничего более мучительного для меня не было, чем мои эмоциональные отношения с людьми. Мне легко было выражать свою эмоциональную жизнь лишь в отношении к животным, на них изливал я весь запас своей нежности. Моя исключительная любовь к животным может быть с этим связана. Эта любовь человека, который имеет потребность любви, но с трудом может ее выражать в отношении к людям. Это обратная сторона одиночества.

Я в юности всегда думал: что это поэты вечно любовь с морем сравнивают? А потом понял: а ведь верно, очень похоже. Только первая, юная любовь — она как море бурное, штормовое, вроде «Девятого вала» Айвазовского. Всё бушует, всё бурлит, тебя туда-сюда как на волнах швыряет, кажется, что и жив-то не останешься. А зрелая любовь совсем другая. Как штиль. Ночь, лунная дорожка на воде, волны тихонько плещутся, точно ласковую песню поют. А ты смотришь вокруг и недоумеваешь: «Красота-то какая, Господи! И тишь, и благость… И как я раньше вообще мог жить-то вообще без этого?»

Он по природе лидер, но с тех пор, как они ступили на остров, он повсюду следовал за торнадо по имени Холли. Он боялся, что если хоть на минуту оставит ее без присмотра, она внесет хаос и в его жизнь и в жизнь ни в чем не повинных соседей.