Лилия Шевцова. Режим Бориса Ельцина

1992—1993 гг. запомнились нескончаемым противоборством между Ельциным и парламентом. Впрочем, это был общий фон тогдашней политики. Помимо основного «боксерского ринга» возникло множество других: все самозабвенно дрались друг с другом — и люди президента, и отдельные фракции, и бывшие ельцинские соратники, ставшие его противниками, и представители разношерстной оппозиции. Его величество Конфликт начал определять российские политические процессы. Вовлеченные в драку политики не видели нужды в поиске согласия, и вскоре сама борьба стала их основной, а кое для кого и единственной формой существования.

Другие цитаты по теме

В период с 1991 по сентябрь 1993 г. Россия впервые за долгое время получила политическую структуру, в которой были элементы противовесов и сама власть оказалась демонополизированной. Появились независимый парламент и Конституционный суд. Однако вскоре оказалось, что расчленение власти произошло до того, как возникшие правящие группы научились жить в условиях плюрализма, до того, как они научились договариваться.

Свою роль сыграли и амбиции лидеров парламента. Ментальность основных действующих лиц была схожей: их характеризовало стремление к монополии на власть и неспособность к диалогу. Личные качества лидеров и их советников, которые могли работать именно в конфронтационном режиме мышления и деятельности, оказали огромное влияние на ход борьбы и ее завершение.

Отмена шестой статьи Конституции о руководящей роли партии и отказ от насилия означали снятие обручей, которые цементировали, скрепляли союзное государство.

... не менее сильным «взрывным устройством», заложенным в декабрьский проект [Конституции], было то, что он блокировал изменения конституционного устройства, которое создавалось под конкретную личность и базировалось на преходящих интересах.

Основным гарантом трансформации стал лидер. Это и определило коридор возможностей, которые получила новая Россия.

Это означало фактический отказ от разделения властей и возвращение к практике совмещения постов, когда министры, сидя в парламенте, принимали для себя законы, затем их выполняли и сами себя контролировали.

«Изоляционистские» и «союзнические» настроения явно боролись в нем, мотивируя противоречивые настроения и действия российского президента. Это проявилось, с одной стороны, в заявлениях о самостоятельном пути России, а с другой — в обиде и даже гневе, когда другие республики делали то же самое, да еще претендовали на союзную собственность.

Более того, как и президент Ельцин, либерал-технократы повинны в том, что, используя реформаторскую риторику и одновременно участвуя в проведении не всегда реформаторского курса, они тем самым дискредитировали в России идею либеральной демократии.

Борис Ельцин сыграл свою героическую роль в несколько облегченных условиях.

По свидетельству очевидцев решение об атаке на Грозный в ночь с 31 декабря 1994 г. на 1 января 1995 г., окончившейся поражением российской армии и массовыми жертвами, было принято в ходе празднования дня рождения Грачева. Сама атака планировалась как подарок министру обороны и президенту. «Известия» по этому поводу писали: «Редакция получила информацию из военного источника из района боевых действий: “1 января день рождения Павла Грачева. Накануне Сосковец и один генерал (это был Михаил Барсуков. — Л. Ш.) приехали навестить его. Было празднование... Передовые получили приказ — те, кто возьмет президентский дворец, получит не менее трех звезд Героя. А потом... произошла кровавая баня под Новый год. Много было убитых — и чеченцев, и наших. Но дворец не был взят”.

Бурбулис был единственным сподвижником, который пытался — хорошо или плохо, уже другое дело — выстраивать политику, причем на основе вполне определенных идеалов. Те, кто заменил его на посту первого соратника, уже не заботились об идеях и не строили моделей — Ельцин в этом больше не нуждался.