Ржев

Другие цитаты по теме

— Пытаетесь показать лучше других? Зачем?

— Мне же, вроде как, положено...

— Ну, разве что положено...

Кстати, я бы на вашем месте этого не делал. У меня восемьдесят человек бойцов, только что побывавших в аду. Под смертью. И неизвестно что придет им в голову, когда они увидят спину человека, который ведет по полю их товарища на расстрел.

Гитлер полагал, что он будет воевать со сталинским режимом? Глупец! Наивный глупец, повторивший ошибку куда более талантливого человека – Наполеона. Воевать ему пришлось не с режимом, а с Народом. Народом, который защищал не государство, а Родину, Отечество. А когда наш народ защищает Отечество, победить его можно, только уничтожив в принципе. Поголовно. В этом, наверное, самая большая наша тайная сила. Такая Россия странная страна. Ей можно нанести ряд поражений, можно даже выиграть у нее военную компанию, а может, — и целую войну. Но только до той поры, пока эту войну ведет государство. Пока она, как сказал бы Ленин, «не перерастает»…только не из империалистической в гражданскую, а из обычной войны – в Отечественную.

Вот такую войну у России выиграть нельзя. Никакой ценой.

Кому-то неймется, что удивительно — в России, приватизировать эту победу. Как будто не было на войне других — белорусов, украинцев, грузин, армян, таджиков, туркмен… Весь Советский Союз воевал.

— Нельзя нам уходить, командир!

— Верно, нельзя. Но я ваши жизни, как и свою, готов отдать только в обмен на фрицевские. А вот так… задаром, превращать свою роту в фарш – я не позволю.

Без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к родине.

Войны нельзя избежать, можно лишь оттянуть её — к выгоде противника.

Эта «антропологическая катастрофа» еще не осмыслена. Советская система была огромным воспитательным лагерем. Хотели создать «нового человека». И в школе, и в детском саду происходила жесткая индоктринация.

Человек назывался «сознательным», только если он готов исполнять все, что ему велят сверху – и не слишком размышлять об этом. Но такой «новый человек» лишен возможности думать о чем-нибудь сложном и глубоком.

Одна из самых страшных примет этого человека – недоверие. Вот тут огромный контраст между тем, что мы видим в Европе, и здесь. У нас всегда ищут каких-то скрытых мотивов, слушают не прямые слова, а подтекст (что он имеет в виду?), все время что-то подозревают. А доверчивый человек, который принимает то, что ему говорят, за чистую монету, он в этой системе – как бы глупец.

И пост-тоталитарные годы, пожалуй, еще усилили эту стихию недоверия друг к другу и вообще ко всему. Про какие можно говорить авторитеты, когда все поставлено под подозрение? Человека слишком долго учили не доверять – это даром не проходит. При таком недоверии не может возникнуть общества. Потому что общество – это взаимодействие людей, которые друг другу доверяют.

И вот теперь мы видим, что власть продолжает играть в старую игру, а новому поколению этого уже не нужно. Они не хотят, чтобы с ними темнили, и сами не хотят темнить.

Как ни ужасна война, все же она обнаруживает духовное величие человека, бросающего вызов своему сильнейшему наследственному врагу — смерти.

Слово «мир» обычно определяют как период затишья и перевооружения перед следующей войной.