Чудо возникает из союза обыденного и необычного.
Мы – сумма всех мгновений нашей жизни; всё, что есть мы, заключено в них, и ни избежать, ни скрыть этого мы не можем.
Чудо возникает из союза обыденного и необычного.
Мы – сумма всех мгновений нашей жизни; всё, что есть мы, заключено в них, и ни избежать, ни скрыть этого мы не можем.
Прежде я всего боялся, но теперь я устал, и мне нет дела ни до чего. Вот как я буду переносить все, что угодно — я буду уставать.
О, весна, жесточайшее и прекраснейшее время года, весна вернется. И чужие погребенные люди вернутся, цветами и листьями чужие погребенные люди вернутся, а смерть и прах никогда не вернутся, ибо смерть и прах умрут.
В нём пылала самая жгучая из всех похотей — похоть памяти, неутолимый голод, пытающийся воскресить то, что умерло.
Он понимал, что люди вечно остаются чужими друг другу, что никто не способен по-настоящему понять другого, что, заточенные в темной утробе матери, мы появляемся на свет, не зная её лица, что нас вкладывают в её объятия чужими, и что, попав в безвыходную тюрьму существования, мы никогда уже из неё не вырвемся, чьи бы руки нас ни обнимали, чей бы рот нас ни целовал, чье бы сердце нас ни согревало. Никогда, никогда, никогда, никогда, никогда.
Он отправился в незнакомые города, встречать незнакомых людей и уходить, прежде чем они успеют узнать его, бродить, подобно собственной легенде, по всей земле — ему казалось, что ничего не может быть лучше этого.
Каждый раз, умирая, ты рождаешься вновь. Ты умрёшь сотни раз, прежде чем станешь взрослым.
Мы не хотим называть вещи своими именами, хотя и готовы называть друг друга оскорбительными кличками.