Питер Фонда

Мусульмане хотят обратить весь мир в ислам. Христиане хотят обратить весь мир в христианство. Католики, протестанты, православные, мормоны. Разве между ними есть хоть сколько-нибудь существенная разница? Каждый хочет, чтобы мир был устроен по его правилам.

Другие цитаты по теме

Какой глубокой уверенностью в рациональном устройстве мира и какой жаждой познания даже мельчайших отблесков рациональности, проявляющейся в этом мире, должны были обладать Кеплер и Ньютон. Люди такого склада черпают силу в космическом религиозном чувстве. Один из наших современников сказал, и не без основания, что в наш материалистический век серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди.

Его сторожка врезывалась в ограду, и единственное окно ее выходило в поле. А в поле была сущая война. Трудно было понять, кто кого сживал со света и ради чьей погибели заварилась в природе каша, но, судя по неумолкаемому, зловещему гулу, кому-то приходилось очень круто. Какая-то победительная сила гонялась за кем-то по полю, бушевала в лесу и на церковной крыше, злобно стучала кулаками по окну, метала и рвала, а что-то побежденное выло и плакало...

Нас окружает жестокий и загадочный мир, который мы или пытаемся понять, или притворяемся, что понимаем. Мы заполняем темные места наукой или религией в меру своего разумения, предпочитая объяснять все руководством свыше.

Дурное животное — это животное, которое уничтожает видимый мир вокруг себя. Человек не знает, что такое невидимый мир, однако изобретает абсурдные религии, которые своей тиранической мощью утверждают свое происхождение из невидимого.

Если бы у меня был шанс изменить мир, в первую очередь я бы избавилась от религии. В конце концов, сегодня религия приносит лишь ненависть и разрушения.

Мир познаёт наука не одна, наукой пользуется только часть людей пытливого ума, а большинству приносят знания религия, искусство, труд, политика, война.

За пределами нашей сотворённой вселенной простирается бескрайний и вечно танцующий мир. Сейчас мы в ловушке постоянно сжимающегося и разжимающегося мира, тогда как в духовном царстве всё пребывает в вечном блаженном танце.

Если за две тысячи лет даже в самой христианской среде не выработалось механизма толерантности друг к другу, если само разнообразие христианских церквей разных толков — симптом отсутствия единомыслия — служило источником раздоров и религиозных войн, что же говорить об отношениях с миром внешним, определяемым как «языческий»?

Для истинной веры не нужно ни храмов, ни украшений, ни пения, ни многолюдных собраний. Напротив, истинная вера входит в сердце всегда только в тишине и уединении.