— Нет ничего настолько плохого, что я хотел бы забыть.
— И нет ничего настолько хорошего, что ты хотел бы запомнить.
— Нет ничего настолько плохого, что я хотел бы забыть.
— И нет ничего настолько хорошего, что ты хотел бы запомнить.
«Тебе нравится учиться?» — спросила она. Я передернул плечами. Конечно же, нет. На самом деле, я ненавидел учиться.
— Но для того, чтоб убить время, сойдет. Или, скорее, как способ сбежать от реальности.
— Обычно учеба и представляет собой реальность.
— Предвзятость подтверждения, — выпалил я, вдруг вспомнив из программы обучения, что недопустимо показывать собственную глупость старшим. — Другими словами, это означает, что вы принимаете только те показания и свидетельства, которые удобны вашему мнению, и отбрасываете неудобные показания, как будто это всего лишь совпадение. Вообще, говорят, что в научных кругах, изучающих сверхъестественное, так… — мой взгляд переместился на Маки‑сан — так часто поступают. «Сухая любовь». Они буквально одержимы любыми свидетельствами существования сверхъестественного, и в то же время игнорируют любые доказательства обратного. Мне кажется, так они получают результаты, какие только хотят.
Как я уже сказал, мне не не нравится скука. Иногда люди хотят провести день просто ничего не делая, ведь правда? Все иногда испытывают подобное. Все желают убежать от мирской суеты, избавить себя от утруждающих разговоров с другими. У всех есть право провести время, размышляя о собственной жизни. Так уж просто получается.
Что значит быть живым?
То, что твое сердце бьется — ответил он первое, что пришло в голову.
Не верно — произнес я. Подавать признаки жизни и быть живым – не одно и то же.
Над тобой издевались? Нет, думаю, тут другое. Думаю, на тебя не обращали внимания. Есть разница между издёвками и невниманием. Издеваются над слабаками и врунами. На изгоев не обращают внимания. Но я понимаю, что ты чувствовал. Когда я училась в старших классах, казалось, меня окружают пришельцы. На контрольных никто не стремился получить высокий балл, старались получить средний. Если бежали кросс, они говорили «а давай бежать вместе». Это была команда уравнителей, хорошо это или плохо. Они бы сказали, что число пи равняется трём. На самом деле каждый в Семи Дураках испытывал схожие чувства. Это трагедия четырнадцати сотых. В мире уравнителей посторонним приходится сполна отведать, что значит истинная изоляция. Гении с этим рождаются. Но не все изгои являются гениями.
— Тебя не пугают люди, которые осознанно, намеренно идут по головам других?
— Хм, даже не знаю. На самом деле, меня больше беспокоят люди, которые используют других неосознанно, лишь из самых лучших побуждений и мании справедливости.
А теперь представьте невинную молодую девушку. Представьте, что она первый раз взглянула в зеркало. Разумеется, из-за ее совершенной невинности она не знает о том, что картина перед ней является лишь отражением света. Вместо этого она воображает. Она представляет нечто большее: что по другую сторону зеркала она увидела нескончаемый мир, который отделяется от нее рамой со стеклом. Там идеальная копия «ее» отсюда, но существующая в бесконечно удаленном месте. Невероятных размеров парадокс мира, находящегося в ее воображении.
И не невежество та причина, что позволяет этому парадоксу существовать. И не так важно, какой из миров был истинным, а какой ложным. Если одна из сторон была истинной, то другая была фальшивкой, но если реальность, на деле, была фальшивкой, то обе стороны были равноценны и равноценно ничего не стоили.
Но, как только эта мечтательная девушка протянет свою изящную руку и дотронется до зеркала пальцем, все, что она почувствует, — это пустоту. Она не почувствует ничего, кроме ничего. Тому, чему она позволила существовать, не было позволено существовать кем-то еще. Более того, то, чему она позволила существовать, ничего не значило для кого-то еще. И она, наконец, осознала.
Без каких-либо преувеличений, в тот момент в представлении этой девушки целый мир был уничтожен.
Мир творит что захочет, а если и нет, то ко мне это ровным счётом никакого отношения не имеет, а если бы и имело, то мне это не интересно. Я никогда не желал стать кем-то, и мне никогда не казалось, что я должен что-то сделать. Иногда я задумываюсь, а нормально ли это, но в общем-то даже это мне всё равно.
Где-то по дороге я просто остыл. Нет, не так. Наверное, я высох. Я апатичен и безразличен ко всему. И вот почему Кунагиса для меня — как влага.