На что, кроме бессмысленного разрушения, способна грубая, неотесанная чернь?
Европа, неосторожно просвещая Азию, готовит сама себе гибель.
На что, кроме бессмысленного разрушения, способна грубая, неотесанная чернь?
Жизнь оказалась предприятием убыточным, и мистер Давид Лингслей чувствовал, что он без сожаления закрывает торговую книгу. Стоило ему двадцать долгих лет, днем и ночью, как каторжнику, вертеть тяжелые жернова миллионов, обильно смазывая их липким красным маслом, чтобы в момент подведения баланса убедиться. что в трудолюбиво сооружаемых амбарах вместо муки миллионами расплодились крысы цифр.
Рулетка непредвиденного случая, упорно в течение долгих часов избегавшая рокового номера, очертила еще один круг. Пьер нашел работу.
Окна — это картины, повешенные на мертвый каменный прямоугольник серой стены дня. Есть окна натюрморты, странные кропотливые творения непризнанного художника, случая, сколоченные из куска гардины, забытого цветочного горшка, яркой киновари дозревающих на подоконнике помидоров. Есть окна — портреты, окна — наивные загородные идиллии, неоцененные, ничьи.
Уничтожение советов, водворение порядка в России — это решительный удар нашему отечественному коммунизму, это победа на нашем внутреннем, промышленном фронте. Во имя ее вся благоразумная Франция не остановится ни перед какими жертвами.
Когда вечером, въезжая в город, поезд минует выстроенные по обеим сторонам дома с освещенными здесь и там квадратами окон, окно тогда — витрина чужой (О, какой чуждой!), непонятной, далекой жизни!
В черных оконных рамах сгорбленных меблирашек тут и там появлялись уже профили старых взлохмаченных, наполовину раздетых женщин; профили, величественные в своих прогнивших рамах, как грозные портреты прабабушек этого квартала, где проституция являлась званием наследственным, как в других сферах дворянский титул или звание нотариуса.
Вот отец Франциск говорил на прошлой неделе: «Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу — в царство небесное». А сам каждое воскресенье принимает от белых богачей подарки всякие — вина да фрукты — и часами любезно с ними беседует, а когда уходят, провожает их до автомобиля, ничуть не смущаясь тем, что они не войдут в царство небесное.
Если дерево закрывает солнце, разве поможет, если сорвешь желудь? Надо срубить ствол. Подкопать у корней. Рухнет.