— Как это произошло?
— Я тоже удивлен. Но этому обязательно есть какое-нибудь бюрократическое объяснение.
— Как это произошло?
— Я тоже удивлен. Но этому обязательно есть какое-нибудь бюрократическое объяснение.
— Очень давно не виделись, правда?
— Ты вообще не изменилась.
— Ты что, дорогая. Разве такое бывает? Но, спасибо за любезность. Мы уже дошли до того возраста, когда говорят: «У каждого возраста есть свое достоинство».
Я рука бьющего и язык говорящего. Язык того, кто говорит тебе, что ты много болтаешь.
Рухи убивает болтливых, ребята. Скажешь: «Мир».
Счастье это не то, что нужно искать. Счастье или есть или его нет. Мы его сами создаем. Счастье в нас. Я прав?!
У нас, оказывается, есть общее. Рассказал бы о себе подробней. Вместе бы расстроились.
— На этом опасном пути, на который встала, чтобы защитить близких... на котором я проявила смелость, случалось и так, что я продолжала путь, не зная конца.
Но теперь я очень боюсь.
— Умные люди боятся. Бояться не стыдно. Но, если вы помните, мы должны победить.
— Почему сегодня не убил меня, а? Я был в твоих руках.
— Нужно было убить, так ведь? Палец не нажал на курок. Если бы шел, то может выстрелил бы, но того, кто едет на велосипеде, я не могу застрелить. Если бы оружие было у тебя и на велосипеде ехал я... Ты бы выстрелил в меня?
— Выстрелил бы.
— Значит у нас не так много общего. Человек верит в то, во что хочет верить.
— Я тот, то готов убивать и умереть. Ты такой?
— Нет, я на стороне жизни!
Каждый солдат воюет на своей войне. Джеф вернулся из Вьетнама с презрением к бюрократии и непреходящим возмущением властью. Он отдал два года войне, в которой нельзя победить, и его приводили в ужас разбазаривание денег, имущества и жизней. Джефа воротило от обмана и предательства политиков. «Нас втянули в войну, которой никто не хотел, — самое больше надувательство в мире».