Моей голубой коже не идет загар.
Когда у человека ослепительные мысли, это можно прочесть даже в его глазах.
Моей голубой коже не идет загар.
— Нет. Как раз воздушный шарик в такой горшочек не влезет. Они слишком большие.
— Это другие не влезут! А мой влезет!
В мире нет беспросветных ночей
Вы мне верить должны если я говорю
Если я утверждаю
Что всегда даже в самой кромешной печали
Есть открытое настежь окно озарённое светом
В мире есть мечта начеку
Есть желанье которое нужно исполнить
Есть голод который нужно насытить
В мире есть благородное сердце
И пожатье надёжной руки
И внимательные глаза
И жизнь которая хочет
Чтоб её разделили с другими.
— Фуршет быстрого развёртывания? Однако... Фанфарон.
— Сказал любитель угоститься на халяву.
Мир не стал безопаснее, чем был двадцать лет назад. Но мы всё ещё живы, чудовище всё ещё в клетке, и с каждым годом крепнет надежда, что, авось, там оно и останется. Нельзя жить в постоянном предчувствии гибели — это иссушает душу. Монахи Линдисфарна, должно быть, насвистывали во время работы, когда уставали смотреть на море; и в осажденных городах люди занимались любовью.
Стихи – как щекотка: кому-то от них смешно,
А кто-то от них возбуждается и вздыхает.
Другой их боится и злится горячо,
А кто-то стихов вообще не замечает.
Кого-то стихи раздражают, кого-то нет,
Бывает, что боль причиняют вместо веселья.
Но если меж строчек запрятан лучистый свет,
Они обязательно нежно тебя согреют.
— Ребята... Я напарник Эйдена Пирса.
— Да ты шутишь.
— Не-а. Это точно он. Лис.
— Ты его сфоткал?
— Нет. Не хочу, чтобы он за мной пришёл. Он пугает меня до смерти — уничтожил мафию, бандитов, один остановил торговлю людьми!
— Ты же сказал, что вы напарники.
— Эй, он бы умер, если бы не я... Серьёзно. Я спас его.
Для меня всё было в новинку и каждый божий день я уматывался в ноль. В один прекрасный день я проснулся полностью отдохнувшим, и когда взглянул на часы, было только шесть. Я переоделся и вышел на улицу. После этого убедился, что на самом деле это были шесть часов вечера следующего дня.