Она любила флорентийскую бронзу, эмаль, терракоту, все изощрения вкуса и роскоши упадочного времени. В них она видела эмблему своей красоты и своей жизни. Увы! Она тоже была бесполезным украшением, фантазией, легкомысленной игрушкой, которая ломается при первом ударе, блестящим продуктом умирающего общества, перелетной птицей, быстротечной звездой.
Когда жизнь создает такие отношения, как наши, эти отношения не могут порваться без того, чтобы не нарушить все другие жизненные отправления.
Всё большое может быть заключено в малом. Ребёнок заключает в себе будущего взрослого: мозг тесен, но в нем сокрыта мысль; глаз — точка, но он обнимает пространства.
– Вы можете мне помешать, вы, Маргарита, но в чем?
– Ну, у вас могла быть женщина, – ответила Прюданс, – и ей не было бы особенно приятно увидеть eще двух.
Заботиться о себе хорошо светским женщинам, у которых есть семья и друзья; а мы, как только мы перестаем служить тщеславию или удовольствию наших любовников, – нас бросают, и долгие вечера сменяют долгие дни.
Ее манеры гармонировали с разговором, мысль – с улыбкой, туалет – с внешностью, и трудно было бы отыскать на самых верхах общества личность, так гармонировавшую со своими украшениями, костюмами и речами.
Она знала, что ее ждет, если к ней вернется здоровье, и что придется снова поднести к своим бескровным губам чашу наслаждения, гущи которой она слишком рано вкусила.
Vae ridentibus! Горе смеющимся! Горе! Иначе говоря, горе пустым радостям, горе несерьезным привязанностям, горе непостоянным страстям, горе юности, заблудившейся на дурных дорогах, ибо придет время, когда придется вернуться обратно и пасть в бездну, неизбежную в двадцать лет.
Если бы мужчины знали, чего можно добиться единственной слезой, они были бы больше любимы, а мы бы не так их разоряли.
Cлайд с цитатой