Для смелых нет беспечных рейсов,
Для тех, кто ждёт — сомненья нет.
Для смелых нет беспечных рейсов,
Для тех, кто ждёт — сомненья нет.
Я слышу голос твой, сестра,
Как начинается на «стра» -
Страданье, страх, стравленье стран, -
Так раны край кроваво-рван.
Янтарны волосы твои,
В зрачках — тяжёлые бои,
И отсвет синих новостей,
И лязг эсэсовских костей.
Я всё узнаю, всё пойму,
Тебя по скайпу обниму.
Пусть всё, что началось на «стра», -
Скорей закончится, сестра.
Лес пригорюнился радужный:
Надо же! Надо же! Надо же! -
Сорваны белые ландыши...
Мир обездолили зла ножи.
Люди капризны и взбалмошны, -
Лучший, как будто, им клад должны.
Но не найдётся тепла душе.
Той, что обидела ландыши.
И где-то плачет трясогузка.
Что тело — бренный мавзолей,
Что дальше — новая разлука,
Что ближе — смертная тоска,
И будут слёзы не от лука,
И будет замок из песка.
Жизни повод — в натяженье,
В наводнении событий,
Оголённый на мгновенье
Заискрится в тёмном быте,
Вспыхнет радостью усталой
И обуглится оборван.
Всё на свете запоздало,
Что волной покрылось сорной.
Души заблудшие, где вы живёте: на суше
Или вовне, на Луне, на малиновом Марсе?
Трудно вам быть без воды — вы всё суше и суше,
Так полезайте в скафандры — и в воду скорей погружайтесь!
Заката кровь лилась, алея,
Загустевала не спеша,
А ты берёзовой аллеей
Брела, не зная, что душа
Готова к отсоединенью,
К отлёту в новый кругозор.
Человек уходит в море.
По колено входит в горе,
Он с собой по пояс в ссоре.
В бытовом по плечи соре,
С головой уходит в море.
Вечер горбится и горбится,
Весь морщинистый и ветхий.
На черешне старой горлица
Крыльями качает ветки, -
Ожерельная, волшебная, -
Как лучина в тихой горнице,
Сон сулит и утешение -
Колыбелит всю околицу,
Приласкает нежным воркотом.
Каждому напомнит мать,
И забудется всё горькое.
И в душе начнёт светать.
На бумагу изрубленный лес
Голосит оголёнными пнями,
Где совиные фары чудес?
Где волшебный родник меж корнями?